Книги

Детектив и политика 1991 №6(16)

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хорошо тебе, каникулы, можешь спать хоть до двенадцати, а нам через три дня на службу.

У Вики в комнате было жарко, и он приоткрыл окно. Снова шел снег, крупные хлопья падали на гараж и дорожку, подмораживало.

Напротив, у Растера, освещены были все окна, там праздник продолжался, "а у нас кончился раньше времени", — сказал себе Вики.

Он закрыл окно, разделся и лёг. Лежал бледный и усталый, в глазах стоял туман, но на душе было покойно.

"Обошлось, — думал он в темноте, — никто ничего не заметил".

Он прислушался. Вот сейчас, когда гости уже разошлись, раздадутся шаги, и он войдет. Вики снял часы, положил на столик. Снова вслушался. Нет, шагов не слыхать. В ближайшем соборе зазвонили колокола. Из столовой или из гостиной, где стояла елка, слышалась музыка.

Вики улыбнулся, вздохнул с облегчением и заснул.

XV

Чудеса да и только — на вилле Хоймана время словно остановилось. После напряжения, конфликтов и потрясений наступил мир и покой. Не только в сочельник, но и в первый день Рождества советник не упомянул ни о часах, ни об отношениях с Барри, ничего не сказал он и на следующий день… Что же это, как не остановка времени? И Вики, и камердинеру, и экономке казалось, что произошло чудо. Неужели советник уступил? Неожиданно уступил после объявленного ультиматума?

Проснувшись в первый день Рождества еще затемно, Вики побежал в холл к телефону, чтобы застать Барри до отъезда и рассказать все в подробностях о вчерашнем вечере.

Вики нервничал и глотал слова, а Барри, смеясь, успокаивал его:

— Видишь, а ты не верил, говорил, что он никогда ничего не забывает и ни от чего не отказывается. Камердинер и Зайбт были правы. Если он не упомянул ни обо мне, ни о часах, то и в Турцию тебя отпустит. Кажется, все обошлось.

— Он молчит, — почти шептал Вики, — но это еще ничего не значит. У него теперь только оттингенское убийство в голове. Да, вот еще что… Я из холла говорю. Ты слышишь меня? Приходится тихо… Знаешь, я вчера и позавчера принимал один очень сильный порошок… От него такое чувство, будто устал, но зато все как в тумане, все спокойно и ничего не страшно…

Чувствовалось, что Барри на другом конце провода посерьезнел.

— Я не знаю, как называется лекарство. — Вики заговорил еще тише: — Мама принимала, когда заболела, на коробке только буква "Р". Мне они здорово помогали, иначе я не выдержал бы. Наверное, еще приму, мне как-то опять не по себе.

— Лучше выспись как следует, — ответил Барри дрогнувшим голосом, — если тебе нужно успокоительное; лучше с кем-нибудь посоветуйся. Не принимай больше этих порошков. Ладно, я вернусь, разберемся. — И продолжал оживленно: — Мы раньше девяти не поедем, мать с сестрой не соберутся. Надо было и тебе с нами. Все вокруг катались бы на лыжах, а мы им назло так просто бродили бы… Что я там делать один буду, ума не приложу. Но второго января утром вернусь как пить дать. И сразу же позвоню…

Барри уехал, и Вики остался на два дня один. Все складывалось неплохо, дома были лишь камердинер и Бетти, советник почти не показывался. Всю неделю он уезжал еще до света в служебном "шевроле" и возвращался поздно ночью. Где бывал и что делал, домашних в известность не ставил. Знали только, что в один из вечеров он присутствовал на приеме в иранском посольстве, а за день до Нового года был в опере, видно, не сумел отвертеться. Вики связывал покой в доме с отсутствием отца. У него, наверное, просто нет времени для разговора с Вики. Но нет, если бы хотел повидаться с ним и как-то наказать, нашел бы время. Вики иногда делился этими мыслями с камердинером.

— Не могу объяснить себе, — сказал он однажды камердинеру, когда тот, переделав все дела, пришел к нему посидеть, — отчего это он так внезапно изменился? Почему ничего не говорит о часах и о Барри? Или голова у него так забита Оттингеном, что он позабыл?

— Может быть, и так, — ответил камердинер с бесстрастным выражением лица. — Я сам думаю об этом с праздника, на котором тут не был. Предположим, он так занят, что все забыл. Когда, скажем, скрипач готовится к концерту, он не станет отвлекаться на разбитое окно. Но, сдается мне, дело не в этом. — Камердинер, сохраняя величественную неподвижность, покачал одной лишь головой и, заметив, как Вики насторожился, сказал с улыбкой: — Рассуждая логически, он мог бы по занятости отложить все на потом, если бы не назначил срока. Но он назначил вам срок. Поставил ультиматум. До 24 декабря. А дата для господина советника значит много. Он не мог забыть. И не в занятости дело.

— А в чем? Вы думаете, он уступил? Подумал и уступил?

— Думаю, да. Все дело в санкциях. Я говорил уже вам, что он не может применить никаких санкций. Из дому вас не выгонит, из-за огласки. Не может установить попечительский надзор — это же его семья, он напрочь испортил бы себе тем самым репутацию. Причем надзор по закону можно назначить только до восемнадцати лет. Одно остается — мы с вами такой вариант еще не учитывали и не обговаривали — лишить вас наследства.