Так мы и поступили. На Тверской, перед трёхэтажным дворцом нас уже ждала большая толпа народа и множество журналистов, но мы торопились и потому не стали давать никаких интервью. Разговор с генерал-губернатором был весьма коротким. Ему уже доложили, что даже навскидку, по самой приблизительной оценке стоимость нашего клада превышала пятьдесят миллионов рублей. В этом не было ничего удивительного, ведь мы так никогда и не удосужились разобраться со всеми драгоценностями и только сейчас выяснилось, что в бочках находилось очень много крупных бриллиантов, причём таких, о которых вообще не было ничего известно. Один бриллиант размером с гусиное яйцо, огранённый, но ещё не отполированный и вовсе поразил всех ювелиров. Они даже побоялись назвать его цену, а я в таких делах никогда не разбирался, да и сейчас тоже не разбираюсь…

Его специально доставили во дворец генерал-губернатора и я, посмотрев на него с недоумением, отдал Александру Александровичу. Тот, похоже, тоже не был большим ценителем бриллиантов, но был поражен его огромными размерами, а также тем, что о нём никогда не упоминали. Николенька, приложив бриллиант к глазу, пробасил:

— Князь, а давай подарим этот камень Москве? Назовём его, к примеру, Слава Москвы и пусть он хранится в этом дворце.

Я посмотрел на генерал-губернатора и тот, разведя руками, только и смог сказать в ответ:

— Воля ваша, господа. Ваше сиятельство, сей бриллиант по праву принадлежит вам и только вы определите его судьбу.

Николенька хищно улыбнулся и заявил, протягивая бриллиант генерал-губернатору:

— Всё, ваше высокопревосходительство, Слава Москвы теперь вовеки веков будет принадлежать первопрестольной, а на счёт решения князя Горчакова не волнуйтесь. Как мы скажем, так он и решит. Так ведь, Серж?

Пожав плечами, я насмешливо согласился:

— Так, Николенька. Только не вздумай уговаривать меня ещё и кобыл Чингисхана поставить у входа во дворец. Они такие уродливые, что их непременно нужно переплавить и начеканить из них монет. Ваше высокопревосходительство, не пора ли нам всем отправиться на вокзал? Поезд прибудет точно по расписанию.

Генерал-губернатор распорядился, чтобы вызвали самых опытных ювелиров, способных отполировать бриллиант, хотя на мой взгляд он и так блестел достаточно хорошо, после чего спросил:

— Князь, вы знаете о том, что нынешней ночью в Москве произошло множество убийств?

— Признаться, ваше высокопревосходительство, я за завтраком слышал что-то такое от прислуги, но даже не стал вдаваться в подробности, — пожав плечами ответил я, — наверное это была какая-то междоусобица в среде уголовников или смутьянов. Думаю, что полиция во всём разберётся. Мне как-то не до этого.

Пристально посмотрев на меня, генерал-губернатор промолвил:

— Увы, но я не могу сказать этого о себе.

Князь Львов, шагавший рядом, словно невзначай, обронил:

— Ваше превосходительство, я слышал от домоправителя князя, что и в Санкт-Петербурге произошли массовые убийства. Полагаю, что это действительно дело рук бунтовщиков.

— В том-то и дело, князь, — с горестным вздохом сказал генерал Козлов, — что среди убитых как раз очень много тех, кого полиция подозревает в приготовлении бунта и это меня очень сильно беспокоит.

Притворно удивившись, я спросил:

— Но вас-то почему это беспокоит? Если эти господа почему-то решили свести друг с другом счёты, то и Бог с ними. Лишь бы это не вылилось в новые смертоубийства.

Генерал-губернатор, как выяснилось, был неплохо обо всём осведомлён, раз озабоченным голосом сказал: