С нахлынувшим негодованием он пытался объяснить Ксении свою внезапную удрученность, с которой вернулся на вечеринку.

– Я уже устал от этого! – нервно сотрясая перед собой руками, кричал Костя. Как из него не вырвалась ненормативная лексика – это вопрос. – Я ведь два месяца по пятам за ней хожу! И все это время она видит мою готовность быть рядом. Ведет себя со мной, как с мальчиком! Почему я должен унижаться, ждать непонятно чего, постоянно объясняться?..

– Наверное, потому что ты не мальчик, а мужчина, – улыбалась та.

– Да-да-да. Но сколько можно? И чего я жду? Радуюсь, когда она хамит, потому как понимаю, что таким образом она подтверждает свои чувства ко мне… Ну это нормально? А порой я вижу в ее глазах сплошные обвинения.

– Потому она считает главной виновницей себя. И ей тяжело ужиться с этим конфликтом в своей голове.

Взглянув на Ксению, он вдруг понял, что несмотря на зависть к подруге, которую так усердно и изощренно добиваются, она не просто продолжала ту оправдывать, но и искренне переживать. При этом Костя неоднократно замечал огонек восхищения в глазах Тольшиной, адресованный его отчаянным порывам завоевать Свету. Именно такой огонёк, непрестанно угасающий под непоколебимой гордыней, ему так хотелось зажечь в карих глазах женщины, которую он настырно считал своей.

– Зачем постоянно обвинять? – выдохнул он, продолжая речь. – Почему нельзя просто оставить это в прошлом?

– Потому что женщина всегда ищет причины. К тому же не забудь, что она ждала тебя дольше, – объясняла спокойно Ксюша, хотя целиком понимала: подругу в этой ситуации мало что оправдывает. Да и ей, самой Ксении, казалось поведение Светы невыносимым. – Скажи, она изменилась?

– Да, и не только внешне. Та Света была трусихой, – задумчиво сказал он, опираясь о балюстраду балкона и ища что-то своим взглядом в ночной округе. – Порой – слабой, порой – пугливой и от того – психованной, чего-то требующей, иногда сама не знающей чего. Но она так меня умиляла, потому что искала во мне защиту… А эта Светлана Арсеньевна не ищет никого! – яростно повысил голос Костя. – Она как Эверест. Она – сама себе сила и защита. Хладнокровна, эгоцентрична, самовлюблена.

– Не преувеличивай, Костя. Она такой и осталась, иначе уже дала бы тебе однозначный отпор. Но сейчас в ней говорит женская растерянность. Хоть немного представь себя на ее месте. Ты пережил многое? Ты не знаешь, чего ждать? А она? Чуть не свихнулась в ожидании тебя. Ведь она всем сердцем была там с тобой. Это при том, что на протяжении года жила практически в неведении. Решилась на отношения? Да! Потому что хоронила себя, по сантиметру закапывая в могилу. Ведь, насколько мне известно, ты велел ей устраивать свою жизнь, если что. Теперь она не знает, как себя вести с тобой, потому что чувствует вину за свое предательство…

– Глупости. Я сам ее во многом подставил. Да это просто жизнь! Всегда во всем правым быть не получится, как бы не хотелось! Не знаю. Чем дальше, тем больше мне кажется, что это глупая затея… Наверное, слишком много времени прошло. И много в нас изменилось. Нужно все остановить.

– Костя, ты же уже почти справился! – запротестовала Ксения. – Останавливаться поздно! В тебе говорят странные эмоции, как для уверенного в себе мужчины.

Его взгляд одарил ее благодарностью и предательски скользнул по стройной фигуре, обтянутой коротким платьем. В какую-то секунду мелькнули нехорошие мысли, которые Ордынцев тут же отогнал от себя и, едва заметно выдохнув, отвернулся от эффектной собеседницы куда-то в сторону. Он выходил из себя и терял самообладание. Любой на его месте уже давно сдался бы и… решился на глупость. Нет. Нужно собраться с силами, сделать последний рывок и только потом, в случае поражения, уходить в отчаяние.

Стук открывающейся балконной двери заставил его обернуться… Кристина? Большие голубые глаза смотрели на брата с ожидающим страхом. И немудрено – после ее поступка и разбирательств в мобильном режиме Косте сначала не хотелось ее видеть, потом он решился поговорить, а она проигнорировала его звонки. В итоге он не искал встречи, оставив сестру в покое, чтобы не прибить от злости. И напоследок сделал вид, что ее не существует, пытаясь найти в себе силы простить бездушный поступок родного человека.

Но, разумеется, свою боль Константин ничем не мог восполнить, потому как чувствовал безмерную вину перед ней за то, что так мало в свое время уделял ей внимания. И эта боль за младшую сестру комом стояла у него в груди. Да, она отвратительно поступила! Но кто ей объяснял, как нужно?

– Кристина? Как ты здесь?

– Ко-о-ость, – виновато проговорила она и несмело остановилась.

Первая мысль мелькнула о том, что у нее что-то стряслось… или просто закончились деньги… или еще что…

– Мне Светик твоя… сказала, где ты…

Догадавшись в чем дело, он с улыбкой закусил нижнюю губу, бросив взгляд на недоумевавшую Ксюшу.