На следующий день прибыли Мирослав с Ларисой и спешно забрали Ольгу к себе. Как выяснилось, Симоненко передал им требование Кости. Но, как родители, они могли препятствовать ее обследованию и даже лечению. Странное дело, мнение мужа в данном случае не бралось в расчет. Все, чего он хотел, чтобы Оля находилась под круглосуточным присмотром, и ему наплевать, что об него в очередной раз вытирают ноги.

С этого момента они не виделись. Константин вернулся в свою квартиру в центре Столицы, Ольга пребывала у родителей в пригороде. Иногда он справлялся о ее делах у Эдуарда, и тот честно уведомлял, что состояние ухудшается. Помимо этого, врач даже взял на себя смелость признаться, что его методика потерпела фиаско и, вероятнее всего, Ольгина болезнь переходит в необратимую фазу, когда мозг окончательно покидает реальность. При этом, разумеется, Симоненко подчеркнул, что терять надежду нельзя. Хотя Косте все казалось очевидным…

Полное обследование Ольге все-таки провели после одного случая. Когда к нему в кабинет вбежала перепуганная секретарша, та же Ирина, и криком возвестила его о драке в бухгалтерии. Благо, что отдел находился на этаже, и он успел оторвать Ольгу от плачущей Надежды, на которую та уже замахнулась канцелярским ножом. Ему удалось как-то успокоить супругу и отвести ее к себе в кабинет.

И тут Константин перешел к активным действиям – вызвал медиков, те, в свою очередь, – полицию. Обе стороны поставили в известность, что психическое состояние женщины перешло в стадию социально опасного для окружающих людей, а, значит, требует немедленного обследования.

И только тут уже Мирослав не стал отнекиваться. Ему пришлось признать болезнь дочери и необходимость ее лечения. Пусть даже тогда, когда это стало очевидным общественности.

В ужасе от случая в бухгалтерии Константин мысленно планировал свои дальнейшие действия. И о них нужно думать! Необходимо себя заставить! Хотя так хочется все пустить на самотек…

Вбежавшая в слезах Надежда бросила ему в лицо заявление об уходе и, не говоря ни слова, покинула кабинет, характерно хлопнув дверью. Да, он забыл побеспокоиться о ее состоянии, но совершенно не до этого ему было. Хотя в создавшейся обстановке, несомненно, состояла и его вина.

– Ира, войдите ко мне, – осипшим голосом проговорил Костя и не заметил, как она оказалась тут же. Напуганная и дрожащая. – Ирина, успокойтесь, пожалуйста. А теперь послушайте. Я хочу перевести вас на место Галины Ивановны Донской, чтобы избежать всякого рода провокационных ситуаций. А ее назначу своим секретарем. Вас это устроит?

Та только перепуганно кивнула.

– А теперь пишите приказ. «О дисциплинарной ответственности в коллективе, соблюдении деловой этики персонала. Приказываю, с этого момента (укажите дату), начальникам отделов и подразделений в рабочее время вести строжайший контроль за всякого рода обсуждениями, сплетничанием, разнесением клеветы и прочими нарушениями морально-этического плана относительно личной жизни коллег. Юротделу в приказ внести соответствующие пункты в Положение о деловой этике и поведения персонала компании. Укажите пункты нормативных документов, устава, положения компании… Список сброшу на вашу почту. И последний момент: «Нарушение данного приказа повлечет за собой дисциплинарную ответственность в виде выговора с занесением в личное дело, лишения премии либо увольнения».

Его отрешенный взгляд подтверждал всю серьезность намерений немедленно утвердить этот документ, на что Ирина среагировала оторопелостью. Как-то странно: директор всегда казался таким сдержанным и тактичным в отношении женской болтологии, но сейчас, похоже, он намеревался любым способом оградить себя и свою семью от обсуждения.

В том, что незамедлительно подаст на развод, Константин не сомневался – все документы, связанные с этим, он изучал уже давно. Адвокат, к которому он обратился по рекомендации своего юриста, пообещал гарантию выигрыша в судебном деле, если никто не захочет решать вопрос миром. Естественно, никто и не захотел.

Мирослав встретил эту новость импульсивными порывами швырнуть документы в Костю, ненормативной лексикой и угрозами. Тот, в свою очередь, только сомкнул с сожалением губы. Но иной реакции он и не ожидал.

– Не вижу смысла продолжать ваши финансовые игры, связывающие наш брак с Олей и компанию.

– Основания! – требовательно рявкнул тесть.

– Во-первых, – хладнокровно продолжал Костя, – у нас существовала договоренность относительно показателей эффективности деятельности компании. Требуемых вами отметок мы достигли уже давно. Полагаю, ваша заинтересованность в этом не косвенная, вы рассчитываете продолжать рвать ее на куски, но это уже не моя забота. Далее, – тяжелый вздох предвещал затрагивание больной для всех темы, – что касается Ольги… После вашего оформления опекунства вы окончательно лишили меня возможности не только общения с ней, но и заниматься ее лечением. Следовательно, считаю нецелесообразным дальше поддерживать юридическую связь наших отношений с Олей… А другой силы, кроме формальной, наш брак никогда не имел, вы об этом, Мирослав Николаевич, прекрасно знаете.

– Сколько же в тебе цинизма, Костя! – вскипел тот, но зять тут же его приструнил.

– Не больше, чем в вас меркантильности. Зато за счет моего цинизма ваши интересы обретут результативность.

– Я препятствую твоему общению с моей дочерью, потому что прекрасно понимаю: ты воспользуешься неофициальностью ее состояния и подсунешь ей на подпись…

– Вы рассуждаете точно, как мой дядя, – перебил его Костя. – И я предусмотрел ваши объяснения. В любом случае, я для Оли являюсь раздражителем, поскольку в ее сознании почему-то осталась только ревность и, судя по всему, несбывшиеся мечты о настоящей семье. Подвергать опасности сотрудников или еще кого-то я не хочу. Бракоразводный процесс уже начат. Все обращения рассмотрю в официальном виде, Мирослав Николаевич. Ну и на совете директоров.