– Разумеется, Константин, – говорил Эдуард. – Только вот, прежде чем принимать решение относительно дальнейших действий, необходимо дождаться Ольгиного пробуждения. Нужно поговорить с ней, а потом уж решать.

Голос Симоненко звучал так, как общаются обычно с психически неуравновешенными, что приводило Костю в негодование, но сейчас он старался на этом не зацикливаться.

– Оля попросила меня, – с нахмуренной задумчивостью произнес Мирослав, – по телефону… чтобы мы похоронили ребенка. Когда она выйдет из больницы, просила устроить церемонию в узком семейном кругу.

– Вот, – Симоненко указал пальцем в сторону говорящего, – это уже добрый знак. То есть ее сознание готово проститься с этой иллюзией.

– Что вы хотите этим сказать? – с недоумением сдвинул брови Костя.

– Что… возможно… неплохо было бы и послушать ее… Сделать такую небольшую сценку, вроде как действительно похороны… и…

– Да вы о чем бредите? – воскликнул Костя. – Что вы несёте? Вы слышите себя?

– Он – врач! – вдруг наорал на него Мирослав, пригрозив кулаком. – А ты, щенок, рот закрой и слушай, что специалист говорит!

Глаза Кости бесстрашно отражали все бешенство, которое кипело внутри него.

– Я не позволю! – перекричал он тестя. – Я не позволю делать фарс из детских похорон! Вы что? Вам самим лечиться надо!

– Заткнись! – перебил его Мирослав и встал во весь свой двухметровый рост, готовясь наброситься на уступавшего ему в габаритах Костю.

– Да хоть прибейте меня тут! – вновь воскликнул тот. – Но я не позволю!

– Говорите, доктор, продолжайте, – игнорируя возмущение зятя, обратился к Эдуарду Мирослав. – Какова ваша идея? Ей может стать лучше?

– Да, действительно, есть вероятность, что такой стресс поможет Ольге вернуться в свое нормальное состояние после того, как она попрощается с этой иллюзией…

– Вы правда считаете, что она способна вернуться? – не выдержал Костя. – Да ведь у нее и до этого были отклонения!

– Не смей! – вдруг прикрикнул Мирослав Николаевич и рванулся к зятю, но супруга его удержала. – Не смей оговаривать мою дочь, называя сумасшедшей.

– Конечно, вам тяжело признать ее болезнь, потому что виноваты в этом вы, папа! – язвительный акцент на последнем слове и горящие ненавистью глаза Кости распалили в Мирославе ответную ярость, но супруга продолжала стеной стоять на его пути.

– Ты не забылся? – заорал он.

– Послушайте, джентльмены, – монотонно перебил Эдуард, – оставьте выяснение отношений на потом! А теперь позвольте объясниться, Константин.

– Позволяю! – рявкнул тот и вперился яростным взглядом в глаза врача.