— Разойдись!

Рядом с приставом ехал в шубе, несмотря на летнее время, то ли помещик, то ли сам волостной.

В изорванном чапане, который с величайшим достоинством наверняка носил бы наставник самого почтенного ордена нищенствующих дервишей, Георгий Иванович не выделялся из толпы несчастных, обреченных на изгнание, на ссылку и на каторгу, ждавших только команды, чтобы двинуться в скорбный путь.

— Что вы здесь делаете?! — спросил доктор. — Вы сумасшедший!

— Бельмейман, — ответил Георгий Иванович, — русча бельмейман. Русски… не понимаем.

И он, озорно подмигнув, заговорил по-узбекски, да еще с казахским акцентом:

— В сердце у меня огонь… Пламя сжигает мне внутренности, когда я смотрю на них. И неужели я брошу их? Я их единственный защитник. Что скажет вот она, гурия рая? — он показал на все еще поющую красавицу. — И что скажет этот юноша с сурово стиснутыми зубами?!

И тут доктор увидел выглядывающего из-за плеча Георгия Ивановича Шамси. Да, да, Шамси Ибрагимова, товарища детских игр его сыновей. Непонятно, как только он попал сюда в кишлак.

Но раздумывать было некогда. Внезапно перед доктором в облаках пыли осадил коня всадник в богатом халате.

— Неблагодарные! Я вас! Слушайте меня. Я перед губернатором стою.

— Эй, Саиббай, вас не понимают люди, — надсадным юношеским голосом завопил Шамси и за узду дернул коня так, что тот начал вздыматься на дыбы, — не понимают из-за того, что вы не понимаете людей.

Ссаженного с коня бая уже били. Девушка-певица увесистой хворостиной лупила по чему попало.

К Мерлину, возившемуся дрожащими пальцами с застежкой кобуры, подскочил плотный, низенький в белой чалме, с повязанной платком нижней частью лица крепыш.

— Берегитесь, господин начальник. Конец дела в чужих руках!

И ловко поддел вверх ногу пристава в лаковом сапоге.

Мерлин не успел вытащить из кобуры наган. Белый китель чайкой мотнуло в сине-сером раскаленном небе. С воплем красная физиономия пристава исчезла в куче барахтающихся тел.

Чалмоносец бросился к доктору:

— Хозяин! Господин доктор! Униженно прошу! Позвольте вас проводить отсюда. Позвольте вас проводить… Едем! Послушайте, таксыр, ничтожного слугу вашего.

— Но они убьют их.

— О, хозяин! Убить не убьют, если на то воля бога, живы останутся. Надолго запомнят. А вас умоляю, ехать надо отсюда, хозяин. А то полиция…