Вместо ответа Роберт в ужасе отшатнулся от адвоката. Леди Лидьяр резко встала, хотела уже говорить, но снова сдержалась.

— Отвечайте же, Моуди! — потребовала она, с трудом сохраняя самообладание.

Роберт неохотно заговорил:

— Я осмелился напомнить ее милости, что письмо осталось незапечатанным, и в оправдание моей настойчивости упомянул… кажется, упомянул, — поправился он, — что в письмо вложена банкнота на крупную сумму.

— Кажется или упомянули? Не могли бы вы сказать поточнее?

— Я могу сказать совершенно точно, — заговорила леди Лидьяр, не сводя с адвоката глаз. — Моуди действительно в моем присутствии и в присутствии Изабеллы Миллер говорил о банкноте. — Она немного помолчала и, успокоившись, продолжила тихо и твердо: — И что из этого, мистер Трой?

— Меня удивляет вопрос вашей милости, — отвечал мистер Трой, тоже очень тихо и твердо.

— И все же я его повторю, — не отступала леди Лидьяр. — Я утверждаю, что Изабелла Миллер знала о банкноте, и спрашиваю вас: что из этого?

— Из этого следует, — с непроницаемым лицом отвечал адвокат, — что подозрение в краже падает на приемную дочь нашей милости, и только на нее.

— Это ложь! — с искренним негодованием воскликнул Роберт. — Господи, зачем я только сказал ему о пропаже! О миледи! Миледи! Не слушайте его! Откуда ему знать истину?

— Молчите! — приказала леди Лидьяр. — Возьмите себя в руки и послушайте сперва, что он скажет. — Она положила ладонь на плечо Моуди — то ли дружески поддерживая, то ли, наоборот, опираясь на него — и, вперив взор в мистера Троя, повторила его последние слова. — Итак, подозрение падает на мою приемную дочь, и только на нее. Отчего же только на нее?

— Может быть, ваша милость собирается обвинить в присвоении банкноты священника церкви Святой Анны? Или собственных родственников? Или людей своего круга? — осведомился мистер Трой. — На слуг, если верить показаниям мистера Моуди, не падает и тени подозрения. Кто, скажите, держал в руках письмо, когда оно еще не было запечатано, и находился при этом без свидетелей в комнате, и знал о вложенной в письмо банкноте? Ваша милость, я предоставляю вам ответить на все эти вопросы.

— Изабелла Миллер так же не способна украсть, как я сама, — вот вам мой ответ, мистер Трой.

Адвокат безропотно поклонился и собрался уходить.

— Следует ли это великодушное заявление вашей милости понимать так, что с поисками банкноты покончено? — спросил он.

Леди Лидьяр достойно приняла прозвучавший в вопросе вызов.

— Нет, — сказала она. — О пропаже банкноты известно за пределами моего дома. Кто-то вслед за вами может заподозрить в краже невинную девушку. Ради ее собственной репутации — незапятнанной, мистер Трой, репутации! — Изабелла должна знать о случившемся, должна иметь шанс оправдаться. Она в соседней комнате. Моуди, позовите ее.

Мужество изменило Роберту. При мысли о том, какое страшное испытание ждет Изабеллу, он содрогнулся.

— Ах, миледи! — взмолился он. — Подумайте еще раз, прежде чем говорить ей, что ее подозревают в краже! Пусть лучше это останется тайной для нее, не то сердце бедняжки разорвется от позора!

— Останется тайной, когда обо всем известно священнику и его жене? — возразила леди Лидьяр. — Думаете, они оставят это дело в покое, даже если бы я согласилась его замолчать? Мне придется теперь писать к ним — а ведь после того, что произошло, я не могу писать анонимно. Поставьте себя на место Изабеллы и признайтесь: стали бы вы благодарить того, кто, зная, что на вас лежит позорное подозрение, скрыл бы его от вас? Ступайте, Моуди! Чем дольше мы тянем, тем тяжелее будет сказать правду.