Гарри резко обернулся. Фарел стоял в двери спальни и откровенно разглядывал его; бритая голова ватиканского полицейского неожиданно показалась Гарри непропорционально большой по отношению к телу.

— Голос вашего брата, записанный на автоответчик. Вы сказали, что он показался вам испуганным.

— Да.

— Как будто опасался за свою жизнь?

— Да.

— Он называл какие-нибудь имена? Ваших общих знакомых? Родственников? Друзей?

— Нет, никаких имен.

— Подумайте хорошенько, мистер Аддисон. Вы очень давно не слышали голоса брата. И в этот раз он казался словно не в себе. — Фарел подошел ближе, его голос звучал уверенно и требовательно. — Людям свойственно упускать из виду подробности, когда они думают о чем-то другом.

— Если бы он называл хоть какие-то имена, я сообщил бы их итальянской полиции.

— Он сказал, зачем едет в Ассизи?

— Он ни словом не упомянул Ассизи.

— А какие-нибудь другие города, — продолжал наступление Фарел, — в которых он был или собирался побывать?

— Нет.

— Даты? Число. Или какое-то определенное время…

— Нет, — сказал Гарри. — Ни даты, ни времени. Ничего подобного.

Фарел вновь пристально уставился ему в глаза.

— Вы точно уверены, мистер Аддисон?..

— Да. Абсолютно точно.

Разговор, в котором вновь стало нарастать напряжение, прервал резкий стук в дверь. Затем она открылась, и на пороге появился тот самый водитель серого «фиата», которому не терпелось что-нибудь сделать. Фарел обратился к нему по имени — Пилжер. Он был даже моложе, чем показалось Гарри на первый взгляд, с лицом юноши, только-только вышедшего из подросткового возраста и еще не привыкшего бриться. Следом за ним вошел священник. Тоже молодой, вероятно не достигший тридцати, высокий, с темными курчавыми волосами и черными глазами за очками в черной же оправе.

Фарел обратился к нему по-итальянски, выслушал ответ, после чего вновь повернулся к Гарри.