Король посмотрел на нее так, словно она сказала какую-то невероятную глупость.

– Отнесем это убеждение на счет вашей наивности, хотя в нее и трудно поверить. Да, я совсем забыл про похищение ребенка, сына Сиверры.

– Какой еще ребенок, ему уже лет пятнадцать! – возмутилась Далия.

– Тринадцать. Стыдитесь, танна Эртега! Вы же женщина и будущая мать.

– Но ведь он верно служил вам столько лет! Как вы вообще обо этом узнали? – резко спросила она, совершенно позабыв про должную почтительность.

– Он сам рассказал, когда его выудили из канала и принесли во дворец. Я отпустил его спасать вас взамен на обещание сдаться, когда все кончится. Он по своей воле обменял свою жизнь на помилование для вас и своих сообщников. Я не был тогда уверен, какую роль вы играли в этой истории. Сиверра утверждал, что вы виновны, и даже подозревал, что вы их сообщница.

– Но я не сообщница! – воскликнула Далия, – и мне не нужно помилование! Ваш Сиверра – лжец и предатель, если бы командор меня не спас, он убил бы меня. Не знаю, для чего ему это было нужно, но это так.

– Вы преувеличиваете, – отрезал король, – Да, он иногда позволял себе слишком многое. Он был слишком жаден и часто обстряпывал какие-то свои сомнительные делишки. Однако он был предан мне и верен. Видите ли, многие люди, занимающие высокое положение в этом королевстве, вышли из самых низов. Они талантливы и предприимчивы, и я даю им возможность себя проявить. Я осыпаю их золотом, почестями, женами благородного происхождения, титулами и привилегиями, делаю их равными представителям самых древних и знатных домов, вызывая гнев старой знати. И я ожидаю, что эти люди будут ценить то, чего они достигли благодаря мне, что они будут благодарны, верны и преданны. И Сиверра, в отличие от Рохаса, умел не переходить черту. Что до вашего Меченого, я долго прощал его выходки, но всякому терпению наступает предел. Он совсем зарвался. Я ему ясно сказал, чтобы он не смел к вам приближаться, до тех пор пока я… пока вы… , в общем, до тех пор, как я не дозволю ему этого. Он имел наглость заявить мне в ответ, что намерен на вас жениться. Я его предупредил, что это будет стоить ему головы, так что пусть теперь пеняет на себя. Мне не нужны предатели.

– Все это ужасно несправедливо, – в отчаянии прошептала она.

– Здесь я решаю, что справедливо, а что нет! -загремел король. – И не думайте разжалобить меня слезами, это бесполезно – поспешно добавил он.

Предупреждение это, однако, было несколько запоздалым, потому что Далия уже вовсю рыдала.

– Перестаньте. Вскоре вы его забудете. Я найду вам хорошего мужа – настоящего альва с приличным состоянием – еще будете благодарить меня, что я не позволил вам связать свою судьбу с этим простолюдином. Ваши предки со стороны Эртега еще раз перевернулись бы в своих гробницах – пожалейте их.

– Благодарю вас, ваше величество, не стоит, – -она утерла слезы и спокойно продолжила, – если он умрет, я тоже умру.

– Что значит, умрете? – возмутился Эрнотон. – Вы что, смеете угрожать мне самоубийством?

На лице его проступила некоторая растерянность: очевидно, если ранее кому-то из подданных, приведенных в отчаяние монаршей несправедливостью, неблагодарностью, эгоизмом и черствостью (одним словом, тиранией), и приходила в голову мысль свести счеты с жизнью, то у них хватало такта не объявлять об этом своему сюзерену, а потому король, в силу отсутствия опыта, оказался неподготовлен к подобной ситуации.

– Я никогда бы не посмела угрожать вашему величеству. Но повторяю, что умру вместе с ним.

– Я вас упрячу в монастырь, пока эта дурь не выветрится из вашей головы, – заявил он.

Далия подошла к окну. По улицам медленно тянулись обозы с зерном. Она смотрела на степенно ступавших мулов и стремительно собиравшуюся по обеим сторонам дороги толпу, краем глаза продолжая поглядывать на короля.

– Самые лучшие почему-то всегда умирают самыми первыми. Как Ива Нелу, – Эрнотон едва заметно вздрогнул. – Она мне говорила, что ничего плохого с командором не случится, все закончится хорошо, ведь вы благородны и великодушны, и у вас на самом деле добрая душа. – Она повернулась и прямо посмотрела на короля. – Она была бы очень опечалена, узнав, как вы поступаете с преданными вам людьми.

Она села в глубоком реверансе и направилась к двери. Голос короля остановил ее: