Четырнадцать лет она была любовницей Адольфа Гитлера, но фюрер так успешно скрывал ее от чужих глаз, что даже в его окружении мало кто понимал ее истинную роль. Для всей страны ее существование было секретом. Иностранные разведки считали ее всего лишь одной из секретарш Гитлера.

Она часами рассматривала свои снимки – эти фотографии были единственным доказательством того, что она реально существует. Особенно много она снималась накануне дня рождения фюрера.

Что она могла подарить человеку, которому принадлежала вся страна? Она дарила себя – вновь и вновь. Для таких фотографий Ева позировала в белом, словно подвенечном, платье. Это был осознанный или неосознанный намек. Полтора десятилетия она мечтала стать замужней дамой, получить право называться фрау Гитлер. Ее мечта сбудется. Она станет фрау Гитлер – за тридцать шесть часов до смерти…

Роман их начался в студии мюнхенского фотографа Генриха Хофмана. Он рано оценил большое будущее Адольфа Гитлера, вступил в партию в 1920 году и получил монопольное право снимать фюрера.

Хофман понял, чего желает Гитлер, и снимал его исключительно в героических позах. За двадцать лет он сделал два с половиной миллиона фотографий Гитлера. Открытки с его портретами расходились огромными тиражами. Через десять лет Хофман уже был миллионером, еще через десять лет – мультимиллионером. Его дом в пригороде Мюнхена стал желанным прибежищем для фюрера, где тот мог расслабиться.

Адольф Гитлер проводил у Хофмана так много времени, что вилла фотографа могла считаться его вторым домом. В хорошую погоду в саду пили кофе с пирожными. Если было тепло, Гитлер сбрасывал пиджак и располагался на траве.

Дочь Хофмана Хенриетту фюрер называл Хенни или ласково – «солнышко». Она ему нравилась. Тщеславный Хофман одно время рассчитывал, что Гитлер захочет на ней жениться. Но Гитлер вовсе не собирался жениться или даже заводить роман с умной девушкой. А дочь Хофмана была и красивой, и умной.

В студии Хофмана в октябре 1929 года Гитлер и приметил неопытную продавщицу со свежим и хорошеньким личиком. Ее звали Ева Браун.

Закончив школу, Ева объявила родителям, что намерена сама зарабатывать себе на жизнь. Отец отправил ее на курсы машинисток-стенографисток, потом предложил попробовать себя в роли медсестры. Ни то ни другое ей не понравилось. Она выбрала магазин-студию Хофмана.

Ева мечтала об артистической карьере, хотела сниматься в кино, на худой конец, надеялась стать фотографом. В студии-магазине Генриха Хофмана ей пришлось стоять за кассой, заполнять квитанции, проявлять пленки и печатать снимки. Она проработала всего пару недель, когда вечером в магазине появился Гитлер. Он приехал прямо из центрального комитета партии, чтобы посмотреть новую серию снимков.

Фюрер лично отбирал каждый кадр, который появится в печати. Он был очень придирчив к своим снимкам. Он ненавидел свой мясистый нос с большими ноздрями, поэтому отпустил знаменитые усики, которые казались нелепыми, но отвлекали внимание от доставлявшего ему столько неприятностей носа.

Ева Браун вспоминала:

«Я задержалась на работе, чтобы заполнить какие-то бумаги. Я полезла наверх, чтобы добраться до папок, которые хранились на самом верху. В этом момент хозяин вернулся с человеком неопределенного возраста со смешными усиками в английского фасона плаще, в руке он держал шляпу».

В начале своей политической карьеры Гитлер предпочитал плащи с поясом, какие в фильмах двадцатых годов носили частные детективы. Еве Браун он представился как «херр Вольф», господин Волк, – он любил окружать себя аурой таинственности и называл не свое имя, а партийный псевдоним.

Ева Браун:

«Они оба расположились на диване напротив меня. Я заметила, что этот человек разглядывает мои ноги. Именно в тот день я основательно подкоротила юбку».

Когда девушка спустилась вниз, Хофман отправил ее за сосисками и пивом, потом пригласил присоединиться к ним за столом. Семнадцатилетней Еве гость показался пожилым человеком – Гитлеру уже исполнилось сорок.

«Я была ужасно голодна, – рассказывала потом Ева Браун. – Я проглотила свою порцию сосисок и отхлебнула пива. Пожилой господин говорил мне комплименты. Мы беседовали о музыке. И он просто не сводил с меня глаз. Поскольку уже было поздно, я заспешила. Я отказалась от его предложения подвезти меня на своем «мерседесе», представив себе, какой была бы реакция папы».

Имя Гитлера не произносилось в родительском доме. Ее отец Фриц Браун был монархистом, поклонником баварского королевского дома.

Провожая Еву, Генрих Хофман удивленно спросил: