– Все просят меня поделиться воспоминаниями о Владимире Ильиче. И никто не хочет понять, как мне это тяжело!

Знакомому библиотекарю сказала, что Ленин всегда предоставлял ей лучшую комнату. Так было в их квартире в Кремле, так было и в Горках:

– Владимир Ильич никогда не соглашался жить в большой комнате. Он считал, что мне нужно больше солнца, больше воздуха.

Одиночество ее мучило. Крупская говорила сотруднице «Учительской газеты»:

«Все хорошо, дело идет на лад, социализм будет построен, и люди растут прекрасные, а меня иногда берет за сердце тоска: я знаю, что никто не позвонит мне на работу и не скажет: – Надюша, приезжай домой, я без тебя не сяду обедать».

Тональность посланий Крупской превращается в просительную. Даже воспоминания о муже она вынуждена согласовывать с вождем. Надежда Константиновна только позволяет себе по старой памяти обращаться к нему по имени и отчеству.

15 октября 1938 Крупская вновь пишет Сталину:

«Иосиф Виссарионович,

Я хочу уточнить вопросы, по которым мне необходимо поговорить с Вами. О своей работе над высказываниями Ленина по вопросам культуры и просвещения. Я работала над таким сборником все лето. Хотелось создать сборник, где бы эти высказывания давались в тесной связи со всей работой партии по указанным Вами периодам, взять все, что говорил Ильич за каждый период по этим вопросам… О казанском и самарском периодах учебы и деятельности Ильича. Тут очень много интересных моментов.

Очень хотелось бы, чтобы со мной поговорили».

Послания вдовы не радовали генсека. Вместо личной беседы последовало решение политбюро: «Предложить т. Крупской, согласно заключению врачей, ограничить время работы не более 4 часов в сутки при работе 4 дня в шестидневку; летом отпуск 3 месяца и диетпитание».

24 февраля 1939 года, в выходной, старые знакомые собрались в Архангельском – накануне дня рождения Крупской. Устроили как бы предпразднование ее семидесятилетнего юбилея. Но вечером ей стало плохо, возникли сильные боли в животе, рвота, поднялось давление.

Врач ошибочно предположил сердечный приступ. Но ей становилось все хуже:

«Резкие боли в животе. Пульс 110–120. Ввиду подозрения на острый воспалительный процесс вызваны на консультацию проф. М. П. Кончаловский и А. Д. Очкин. Доложено по телефону замнач. Лечсанупра».

Консилиум поставил более точный диагноз:

«Весьма плохое общее состояние с резко учащенным неправильным пульсом, с посинением губ, носа и конечностей. При исследовании отмечены сильные боли в животе, особенно в нижней половине справа. Считаясь с наличием острых воспалительных явлений брюшной полости (заподозрен аппендицит) и общего тяжелого состояния больной, решено больную срочно госпитализировать в Кремлевскую больницу».

А время шло. На больничную койку ее доставили только под утро. Вновь осмотрели. Что диагностировали врачи?

«Закупорку склерозированных сосудов кишечника, омертвение части кишечника и последующее общее воспаление брюшины», – сообщал выходивший тогда «Медработник». По мнению медиков, это неминуемо ведет к кишечной непроходимости, потому требует оперативного вмешательства. Причем скорейшего. Терапевтическое лечение при таком пугающем диагнозе не поможет. Но вызванные к ней известные хирурги Спасокукоцкий и Очкин положить Крупскую на стол не решились.

Сергей Иванович Спасокукоцкий – академик, руководитель кафедры 2-го Медицинского института. Памятник профессору Алексею Дмитриевичу Очкину стоит во дворе Боткинской больницы. Более чем опытные и знающие медики. Отчего же они приняли такое решение? Решили, что операция Надежде Константиновне не поможет? Надо полагать, больше всего боялись, что она умрет прямо на операционном столе. И им скажут: вы зарезали вдову Ленина.

В эти последние часы Крупской было очень плохо, как некогда ее несчастному мужу. Она страдала от боли. Похоже, обезболивающие препараты вводили скуповато. Врачи теперь уже точно диагностировали разлитый перитонит. Новый консилиум: и вновь отказ от операции. В истории болезни пометили: