С тоской покосившись на трупы, я вздохнул. Ну вот, хотел же мирно обсудить вопросы местной политики, а какая-то дрянь все испоганила. Эх…

На трупах ничего полезного не нашел. В домах, по сути, тоже. Хлеб черствый, овощей мало очень, молочных продуктов и вовсе нет. Жили все бедно, впроголодь и непонятно как. Похоже, с уровнем жизни тут все еще хуже, чем я себе представил.

Хотя, одну важную вещицу-таки надыбал — плохонький топор с несколько затупленным лезвием. Задумчиво подбросив его в руке, прихватил с собой — пригодится, случись нападение каких-либо тварей.

Женщина все еще продолжала громко причитать над телом убитого сына. Раздражает.

Вернулся во двор, остановился в шаге от нее. Относительно молодая, немногим больше тридцати. Фигурка весьма хорошая, отнюдь не жирная. Длинные густые волосы цвета воронова крыла закрыли лицо.

Но вот она взглянула на меня. Темные глаза блестят ненавистью, рот кривится от злобы, мокрые дорожки слез блестят в свете Лун.

— Мерзкое порождение тьмы! Ты убил его! Убил моего сына! Мою единственную радость! Тварь! Чтоб ты сдох! Чтобы вы все сдохли!

Она в порыве ярости бросилась на меня, ударила кулаком в живот, забарабанила по груди. Я стоял, не слишком ощущая боль. Странно, неужели кожа настолько омертвела уже, что гниль начала внутрь просачиваться? Иначе почему мне не больно?

Женщина, обессилев, замерла, затем разрыдалась. Я хмыкнул, резко повалил ее на землю и разорвал платье на груди.

Она сопротивлялась, извивалась, дергалась, кричала, звала на помощь, но бесполезно. Кто мог спасти ее здесь, в мертвой деревне?

Я неторопливо сунул в лоно два пальца, покрутил, вызвав громкий стон. Вкупе с ненавидящим взглядом женщины это неплохо так заводило. Ощутил, как вздыбилась в штанах плоть. Вот только хреновая идея — присунуть самке, особенно, учитывая мою нынешнюю фактуру. Полагаю, женщина умрет в процессе соития, а какое удовольствие трахать труп?

Спелые полушария грудей вздымались в такт тяжелому дыханию. Глядя в сверкающие праведным гневом глаза, я невесело фыркнул, убрал руку и поднялся на ноги.

— Знаешь, мне действительно жаль твоего сына. Я просто хотел узнать у вас дорогу до крупного города и попросить какой-нибудь ножик.

Она недоверчиво замерла, слезы потекли по щекам.

— Значит, ты убил моего мальчика просто так?

— Случайно вышло, — развел я руками. Она резко вскочила на ноги, рот искривился в непонятной усмешке.

— Инао, благодетельница и покровительница, услышь мою мольбу! Ниспошли свет свой на презренного мертвяка, гнусную тварь, топчущую славную землю!

Глаза ожгло нестерпимым сиянием, резануло острой болью. Я вскрикнул от неожиданности, взмахнул топором, стремясь отогнать угрозу, защититься. Раздался хруст, лезвие нашло свою цель.

Свет погас.

Я отпустил рукоять, глядя, как женщина в изумлении тянет руку к шее, в которой застрял топор, и кровь хлестала из раны. Пошатнувшись, селянка рухнула на землю.