— Конюх проснулся только перед рассветом, а господин Суволли, как утверждает ваш полицейский врач, был убит вскоре после полуночи.

Пфалирон покачал головой, но ничего не ответил.

Некоторое время ехали молча.

Миновали ярмарку, вывернули на набережную. Иван залюбовался видом: садящееся солнце превратило реку в поток живого пламени, небо над водой пылало, переливаясь алым и золотым, а деревья вдоль дороги казались нарисованными тонкой кистью. Ивана вдруг охватило странное чувство. Ему показалось, что он уже видел когда-то этот пейзаж — закат над рекой, темные ветви прибрежных ив, выписанные с тем искусством и прилежанием, которое отличало художников 19 века, маленький колесный пароходик, плывущий прямиком к солнцу, домишки на противоположном берегу, едва различимые в поднимающемся тумане…

«Теперь понимаешь, что все это — игры твоей памяти? — подала голос скептически настроенная часть сознания. — Ты же любил в детстве рассматривать альбомы с репродукциями? Я даже скажу, что это! Помнишь подборку английский художников викторианской эпохи?»

Часть-энтузиастка не успела ей возразить, но вместо нее ответил Пфалирон. Коротышка, конечно, не догадывался о горячих диспутах, то и дело вспыхивающих в голове коллеги, но вечерний воздух подействовал на него, настроив на романтический лад:

— Все-таки наш Кнакк удивительно хорош! Можете считать меня фантазером, но мне кажется, что некоторые местечки вроде этого — слово картина великого мастера. Говорят, великие маги древности создавали целые леса, заставляя каждую травинку пробиваться там, где ей укажут, и где она будет в гармонии с другими растениями. То, что появилось случайно, не может быть столь прекрасно…

От удивления Иван не сразу нашел, что ответить. Уж кто-кто, а маленький полицейский вряд ли держал в руках изданные на Земле альбомы…

— Картина великого мастера? — задумчиво произнес он. — Не знаю, не знаю… мне нравится Кнакк, нравится именно той милой естественностью, той свободой, которыми дышат эти берега. Вот в столице — да, в каждой линии чувствуется замысел зодчего, искусство и гармония, созданная руками разумных. А здесь — нет. Вы, жители провинции, сумели не разрушить естественную красоту… И у вас есть Императорская Кошка! Конечно, мне рано думать об отставке, но хотелось бы провести старость в таком же уютном городке.

Маленький полицейский довольно заулыбался.

«Вот и хорошо, гордись и радуйся, будешь сговорчивее», — подумал Иван.

Но вслух продолжил:

— И обидно, когда в таком мирном и уютном городе происходят злодеяния. Завтра утром я договорюсь с господином Томотом о том, чтобы снять оцепление с поместья…

— Вас просила об этом леди Лилиан? — ревниво взглянув на спутника, спросил полицейский.

— Просто к слову пришлось. Не дело лишать всех обитателей дома той жизни, к которой они привыкли. Но оставлять без присмотра слуг нельзя. Нужно к каждому, кто покидает поместье, конечно, кроме леди Лилиан, приставить одного или двух соглядатаев. Мы должны знать о каждом шаге всех слуг Суволли. Даже о том, что делают дети садовника. Вы сможете это обеспечить?

— Думаю, что да, — неуверенно ответил Пфалирон.

— Я хочу точно знать — сможете или нет? — переспросил Иван.

— Смогу, — уже тверже сказал Пфалирон. — Но нужно кое-кого предупредить… эх, прощай, спокойная ночь!

— Может, вас ужином накормить? — спросил Иван. — Мы как раз к ужину в пансионе успеваем.

— Нет, — отказался Пфалирон. — Найду, где поесть. Просто надеялся сегодня выспаться.