Александр передал мне свой паспорт, остановившись при этом в полуметре от меня.

– Так… Александр Фёдорович Суходрев… 1831 года рождения… – Плохо, что в местных паспортах нет фотографий или чего-то подобного. – Запрещённые предметы есть? Оружие, боеприпасы, дурманы?

– Нет, ничего такого нет. Господин, почему вы меня оскорбляете своими подозрениями? Я честный человек! – Суходрев навис надо мной, из-за того, что он на голову выше меня, стало немного неуютно. – Если вы таким образом хотите избавиться от меня, чтобы я не мешал вам ухаживать за Любовью, то я буду сопротивляться!

– Всё?

– Нет! Я уже почти год пытаюсь ухаживать за Любовью! А тут появляется какой-то мужик и всё мне ломает!

– Гражданин успокойтесь! Ведите себя прилично. – Я почувствовал в себе огонь, охранное серебряное колечко покрылось многочисленными трещинами. Неожиданно для себя я схватил Суходрева за грудки и приблизившись прошептал в его лицо: – Если она выбрала вместо тебя меня, то это твои проблемы, а никак не мои.

– Почему вы ко мне обращаетесь на "ты" и хватаете меня своими руками? – он отпрянул от меня. – Я потомственный дворянин! Ваше поведение оскорбляет меня!

– Ха! Меня, как представителя власти, ваши намеки то же обижают.

– Ладно. Я вам всё выскажу вечером! – Молодой человек гордо поднял голову и пошёл в арку, ведущую на улицу.

Где-то в половину девятого из подъезда вышла Смолина, сегодня она надела уже более веселое желтое платье. Как только она появилась в дверном проёме, я встал с лавки, снял каску, повесил её на пояс и подошёл к Любе:

– Доброе утро!

– Привет, Максим! Какой-то ты сонный… – она рассмотрела меня, обратив внимание на кобуру и каску. – Ты только со службы?

– Да, пойдем, провожу тебя на работу, по дороге поговорим. – Я указал рукой на арку.

Некоторое время мы шли молча. Утром на улицах города многолюдно, все спешат по своим делам, поэтому мы, размеренно идущие по брусчатке проспекта, выделялись из толпы. По дороге встретились четыре стрелецких патруля, усиленные опричниками, маловероятно, но вдруг Панов встретится им на улицах.

Решив срезать путь через переулок, дорогу нам преградила группа мальчишек лет двенадцати, Смолина тут же ухватилась за мой локоть и прижалась к руке. Самый крупный пацан (гораздо толще и выше своих корешей, хотя мне едва доставал до подбородка) вышел на шаг вперед и сплюнул мне под ноги:

– Бонжур, дядя! Есть закурить?

– Парень, а ты не боишься, что я сам тебе дам "закурить"?

Мой вопрос вызвал смех у хулиганов. Старший рыкнул на своих подельников и снова обратился ко мне:

– Не нарывайся, дядя. Мы народ нервный, можем случайно задеть тебя или твою спутницу. – Он потянулся за чем-то в задний карман штанов. Через мгновение он вытащил короткий ножик, что в принципе было ожидаемо. – Короче, дядя, давай выкладывай свои денежки, и снимай серебряное кольцо.

Догадываясь, что произойдет, если снять охранное кольцо, сдерживающее разъяренного Барбатоса внутри меня, я решил его снять. Малолетних разбойников следует воспитывать. С этими мыслями я сдернул его с пальца и демонстративно положил кольцо в свой карман. Парни обалдели от такой наглости и замерли на несколько секунд, что сыграло против них.