Стоявший у входа в аудиторию Михеев прислонился к стене и с любопытством разглядывал лица собравшихся студентов. У большинства из них он видел только искреннее удивление, некоторые девушки вытирали глаза носовыми платками или одноразовыми салфетками, кто-то оживленно обсуждал услышанное, а некоторые даже снимали все происходящее на мобильный телефон. Обычная реакция обычных молодых людей, для которых все происходящее вокруг них лишь часть грандиозного шоу «Моя жизнь». Моя и ничья больше. То, что где-то совсем рядом оборвалась чья-то чужая, это… это же прикольно! It’s cool! Потом еще можно будет сходить на похороны и там сфотографироваться, главное – подобрать к снимку хорошее изречение, не такое банальное, как от имени Омара Хайяма пишут всякие придурки в «Одноклассниках», но тоже бессмертное. А как иначе? На фоне фотографии смерти подпись обязательно должна быть бессмертной. Единство и борьба противоположностей! Азы. Первый закон диалектики.

Капитан перевел взгляд на заканчивающую свое краткое выступление Викторию.

– Сейчас я еще отдельно побеседую с теми, кто учился в одной группе с кем-либо из погибших ребят.

– Да, внимание! – вмешался декан. – Все, кто учился в названных группах, проходят в триста вторую аудиторию. Остальные остаются здесь, сейчас начнется лекция.

– Возможно, здесь есть те, кто учится в другой группе, но хорошо знает… знал, – поправилась Вика, – кого-то из погибших. Вас я тоже попрошу подойти для беседы. И еще. Может быть, кто-то не хочет, чтобы о его общении со следствием было известно. Такое бывает. Я сейчас продиктую свой номер телефона. Если вам есть что сказать по этому делу, вы можете позвонить мне, и чем скорее это произойдет, тем будет лучше. Все готовы записать? Тогда диктую.

Немного покопавшись в Интернете и сделав несколько звонков, Мясоедов договорился о встрече через час. Ехать надо было почти через весь город, в Кунцево, поэтому, положив трубку, Жора выключил компьютер, накинул на плечи легкий, свободного кроя пиджак, под которым от любопытных глаз скрылась перевязь кобуры, и вышел из кабинета.

В сравнении со вчерашним днем было прохладно. По серому сонному небу стремительно бежали облака, а ветер, словно хулиган-второгодник, так и норовил испортить прическу какой-нибудь не в меру пышноволосой представительнице прекрасного пола. Перемещающемуся по загруженным сверх меры городским улицам Мясоедову такая погода нравилась. Солнце не било в глаза, машина не нагревалась, а значит, можно было не открывать окна и не пользоваться кондиционером – Жора не любил ни того ни другого.

Кунцевский межрайонный следственный отдел располагался на первом этаже четырнадцатиэтажного кирпичного жилого дома. Закатанная асфальтом площадка с торца дома у входа в отдел была битком забита автомобилями. Поняв, что места для парковки он не найдет, оперативник осторожно сдал назад и оставил машину у соседней многоэтажки. Узнав у стоящего на крыльце и задумчиво выпускающего клубы дыма в и без того хмурое небо капитана, в каком кабинете работает Кожевников, Жора легко перескочил ступеньки и рывком распахнул тяжелую железную дверь.

В коридоре следственного отдела было тихо. Посетителей не наблюдалось, а сотрудники, за исключением любителя покурить на свежем воздухе, рассредоточились по кабинетам. Найдя нужную дверь, майор и ее энергично потянул на себя, но тут его ждало разочарование: дверь оказалась заперта. Сунувшись в соседний кабинет, Жора получил лишь равнодушное пожатие плечами в ответ. Негромко выругавшись, Мясоедов полез в карман за телефоном и уже собирался было набрать номер так некстати исчезнувшего Кожевникова, как уличная дверь распахнулась, и в коридор вошел куривший на крыльце капитан. Пройдя мимо Мясоедова, он с невозмутимым видом достал из кармана ключи и отпер дверь, украшенную табличкой: «Старший следователь Кожевников Р.А.»

– Прошу, – усмехнулся капитан, нахально подмигнув Мясоедову.

– Что, сразу нельзя было сказать? – пробурчал Жора, заходя в небольшой, тесный от обилия старой мебели и стопок документов кабинет с зарешеченным окном.

– Ну, извини, – добродушно улыбнулся следователь, – так хотелось покурить спокойно. Ты же Мясоедов?

– А что, где-то написано? – удивился Жора.

– Нет, но ты же звонил, – Кожевников обогнул заваленный бумагами стол и уселся в кресло, – такой бас редко услышишь. Но документик можешь показать, так, на всякий случай. – Улыбчивый капитан вновь растянул губы в усмешке.

Бегло взглянув на удостоверение Мясоедова, он достал из-под клавиатуры листок бумаги.

– Сам понимаешь, дела у меня уже нет, это тебе только в архив запрос делать. Но кое-какие записи у меня остались. Юрий Дмитриевич мне вчера звонил, так что я с утра посидел немного, все, что может быть интересно тебе, выписал. – Он протянул листок Жоре. На бумаге не очень разборчиво были нацарапаны несколько имен, телефонов и один адрес.

– А можно как-то словами, но поподробнее? – нахмурился Мясоедов.

– Без проблем, – вновь блеснул улыбкой капитан. – Чай будешь или кофе? У меня баранки есть.

– Ну, если баранки, тогда конечно, – ухмыльнулся Жора, – тогда можно и кофейку.

Кожевников включил стоявший на тумбочке пожелтевший от времени и накипи чайник и достал из самой тумбочки кружки.