— Я… я только что об этом думала, — говорит Мэри. — Странно, что мне не пришло это в голову раньше…

— Мне тоже, — бросает Джек. — Ты можешь сделать это прямо сейчас?

Мэри не хочет говорить, что ей кажется, будто они опоздали.

Она может ошибаться.

Нет, не так.

Она точно ошибается. Они должны вернуть Киру!

— Мы должны вернуть Киру, — эхом ее мыслей произносит Джек. — Она нужна мне.

Сквозь тьму, в которую он превратился, пробивается луч эмоции. Серый луч непроглядной тоски.

Мэри кажется, что Джек весь состоит из этой серой тоски.

Он не должен быть таким. Он должен излучать саму жизнь и согревать всех вокруг своим озорством и шутливым подначиванием.

Но он — серый.

Мэри внезапно даже для себя самой спрашивает:

— Ты тоже ее любишь? Ты любишь Киру?

Джек молчит. Серая тоска сменяется голубоватым оттенком нежности.

— Мы все ее любим, разве нет? — в его голосе слышится теплота.

Мэри хочет уточнить, что она имеет в виду совсем не такую любовь, но он продолжает:

— Ты не понимаешь, Мэри. Она мне не просто подруга. Она мне, как сестра. Она знает обо мне все. И она всегда принимала меня таким, какой я есть, без условий. Когда я осел в Рурке и устроился работать в полиции, именно Кира первой разглядела во мне именно человека.

Мэри стыдно от того, что она чувствует облегчение.

— Ты и есть человек, — говорит она, надеясь, что это совершенно неуместное, ненужное, неправильное облегчение не отразилось на ее лице.

Джек глубоко и шумно вздыхает. Он как будто вернулся. Он все еще серый, но теперь Мэри его хотя бы "видит".