Глава 1.

Я устало вздохнула, вытирая варежкой пот. Хорошо, хоть не повелась, одела вместо любимых сапожек  на меху валенки – иначе  бы и правда – конец. Снега намело по колено, если не больше – особенно, когда ты всего полтора метра ростом. И не скажешь, что такая красота всего в нескольких остановках электрички от города, где сейчас царила снежно-серая слякоть.

Спрашиваете, какого лешего мне могло понадобится в дачном поселке в канун Нового Года? Для меня он всегда  оставался семейным праздником, да только… отмечать было больше не с кем. Подруги все по своим семьям, родственники – и те только дальние в других городах. После гибели родителей, признаться, я праздники отмечать вообще перестала – к чему? Вот и сейчас  решила убраться от городских фейерверков  и радостных воплей, в почти родную глушь. В детстве мы частенько отмечали праздник именно тут…

Так, перрон остался позади, кроме меня здесь никто не вышел, да и в самой  электричке  было три с половиной человека. Снег стоял стеной – в буквальном смысле, вьюга началась такая, что меня почти сносило назад, так, что мысль посидеть несколько дней в тишине и тепле печки перестала казаться такой уж заманчивой. Скрип деревьев, снежинки, бросавшиеся в лицо, обжигающий, обдирающий кожу мороз и снежная хмарь, не дающая не то, что найти заветную дорогу к поселку – даже  оглядеться по сторонам.

- Ну ты и дура, Нежа! – сказала, чтобы только почувствовать  свой голос.

 Теперь я даже станции не видела. Руки в толстых варежках неловко нащупали ствол дерева – как, уже лес? Вроде и нескольких шагов сделать не успела… Внутри меня буквально продрало от озноба – стало вдруг невыносимо, немыслимо страшно, хотя зиму  я всегда любила, да и ориентироваться на местности умела. Казалось, рядом происходит что-то безумное. Что-то, что изменит мою жизнь раз и навсегда. А вот тоска, грызшая каждую секунду в последний  год, вдруг исчезла, уступая место странному, сосущему под ложечкой предвкушению.

Ветер все также сбивал с ног, я едва  держалась – и то, в основном, благодаря  тяжеленому рюкзаку. С трудом обойдя попавшееся на дороге дерево – хотя где здесь дорога? – подалась влево, сразу  уже уткнувшись в какой-то куст. Вдруг ногу повело, рюкзак потянул назад, и я, не удержавшись, поскользнулась, буквально утопая по уши в снегу, который  тут же поспешил забиться во все  труднодоступные  места, заставляя раздраженно зашипеть. Ащщ! Да откуда у нас около станции такие  заросли-то, их сроду не  было? Уже  давно должно появиться хоть подобие дороги, фонарные столбы, в конце концов.  Я пыталась встать, уцепившись хоть за что-то, и вдруг пальцы нашарили совсем  рядом твердую, жесткую поверхность камня. Пальцы коснулись шероховатой поверхности, и вдруг я ощутила  странное тепло, которое переходило от камня ко мне, разливаясь по венам. Я уже брежу от холода? Замерзаю насмерть в пяти минутах от станции? Но страха отчего-то все ещё не  было.

Вдруг палец что-то кольнуло – совсем чуть-чуть, но мне показалось, что капля крови расползается сетчатой пленкой, впитываясь в камень. Камень с мой  рост в наших краях? Я пазом вздрогнула всем телом, только теперь понимая, что не ощущаю рюкзака. После  того резкого рывка  и моего падения… куда он мог запропаститься? Я дернулась в сторону – и не смогла отойти. Рука как будто прилипла к странному камню. Вьюга, резко загудев, вдруг разом стихла. Тишина – не мертвая, но настороженная, обрушилась всем весом на голову, заставляя обернуться.

Я стояла посреди круга камней – в мой рост, как и тот, к которому я «приклеилась». Каждый камень был покрыт странными узорами, будто выписанными инеем, покрытые тонкой корочкой льда и снега, и… я протерла глаза, чтобы убедиться, что это не очередной обман зрения. Может, я все-таки замерзаю где-то в глубоком снегу и сейчас  брежу? Узоры светились – сначала тускло, но, с каждым биением моего сердца, все ярче и ярче, словно начиная  пульсировать в такт. Меня окатывало то теплом, то морозящим холодом, погружая в странное созерцательное оцепенение, когда уже  ничему невозможно удивляться. За кругом камней высился лес – но не голый  и замерзший, а словно сотканный  из паутины света, серебра  и снега. Льдисто-волшебная иллюзия, которая – дунь – растает. Лес не был мертв – его переполняли звуки и шорохи. Громкий  щебет птиц, тихий  рык – где-то в глубине, от которого стоило бы испугаться, переливы хрустального звона от качающихся на ветру ветвей. И, апофеозом всему – два сине-серебристых солнца  в вышине. Или я уже  в коме, или… это совсем не Земля. И уж вовсе не моя дача.

Не знаю, какой силой меня притянули, не знаю, что от меня хотели, но в какой-то момент я будто не по своей воле протянула камню и вторую руку, приклеиваясь уже намертво. В голове  зашумело, тело потяжелело, неизвестно как все ещё держась вертикально. В какой-то момент я то ли потеряла сознание, то ли провалилась в сон. В этом сне я парила  над шелестящим Хрустальным лесом. Я ощущала его как нечто живое, как единое целое, разумное  и мыслящее, полное своими заботами. Он напоминал мне очень умного и очень верного зверя, свернувшегося у ног любимого хозяина. Отчего-то не собаку, нет – кота. Снежного барса, ирбиса. Мне ещё на земле ужасно нравились эти красавцы. Лес занимал огромную территорию, тянясь на километры в разные стороны – одной  он упирался прямо в море, другая переходила в долины, а ещё две – упирались в высокие  крутые склоны гор. А ещё этот лес  был обитаем далеко не только странными для моего взгляда зверушками. Там жил иной  народ… отсюда мне не было видно – кто, но я отчетливо ощущала их силу – звенящую, яростную, дикую и чистую, как снежная лавина. Да, именно так, все здесь ассоциировалось у меня с зимой и только с ней, вся сила этого места  была пропитана её духом.

Я уже хотела было спросить, отчего мне это показали, когда меня словно дернули за ниточки, отправляя вниз, в полет. Умом я понимала – я по-прежнему стою у кромки леса в кругу камней, но… Убыр лесной, я не думала, что умею так визжать! Не предполагала, что у призрачных проекций  вообще  такие звуки получаются. Миг, другой, и я замираю, утонув  в льдистой синеве чужих глаз, обжигающих холодом. Меньше, Нежа, надо было увлекаться сказками, но все мы, девушки, этим грешим. К тому же, после  предательства того, кого считала женихом, никого и видеть-то рядом не хотелось. Стоящий передо мной  мужчина был прекрасен – с эстетической, исключительно, точки зрения. Так можно любоваться прекрасной статуей в музее, но привязаться к такому – упаси меня Боже!

Точеные черты лица, бледная кожа, покрытая чуть светящимися узорами, так  напоминающими мне узоры с камней, нос с небольшой горбинкой, хищный разлет бровей и раскосые глаза без белка и зрачка – сверкнет ими  и заморозит сразу же и навеки веков, тоже мне, Дед Мороз иномирного разлива.

Статуя задумчиво обозрела меня, едва  слышно хмыкнув, и поинтересовалась – да так, что я чуть не задрожала всем телом. Таким голосом можно покорять сцену – ему  бы отбоя от поклонниц не  было. Пробирает до самых косточек, так, что хочется смотреть влюбленным взглядом, упасть на колени, выполняя все его желания. Ой, что-то не о том я думаю…

 - Ты кто такая, смертная, и как посмела использовать магию в моих владениях? И почему на тебя не  действуют мои чары?

Вот последнее он, собственно, сказал зря. Ладонь у меня с детства  тяжелая, хотя конфликты  я и не люблю, а делаю чаще всего быстрее, чем успеваю подумать – есть такой недостаток. Я как-то и забыла разом, что я тут не настоящая, как размахнулась… и рука прошла сквозь ошеломленное чужое  лицо. Вот только ощущения были такие, словно меня кипятком ошпарили. Хорошо, что призраки плакать не умеют.

А незнакомец как-то разом подобрался, посмотрел уже внимательнее. В жутких синих глазах разлилась белая  хмарь, затанцевали снежинки. Чуть шевельнулись длинные  заостренные уши, раздвинулись в хищной усмешке  губы. Я думала, что он ледяной, как статуя? Я не в себе  была. Пусть выражения глаз не понять, но хищную, жадную волну я уловила вмиг. В нем бушевала  сила, страсть, сдерживаемая стальным стержнем характера.