— Таким образом, господин Дарзак, — продолжал Рультабиль, не обращая больше внимания на восклицания своего собеседника, на волнение Дамы в черном и на наш испуг, — таким образом, я мог бы предположить, что настоящий Дарзак уничтожен вами с помощью ничего не подозревающей госпожи Дарзак. Это предположение, всего лишь предположение. Я мог бы подумать, что вы — это Ларсан, а человек в мешке — это Дарзак. Ужасная мысль!
— Увы, — глухо ответил муж Матильды, — мы все здесь подозревали друг друга.
Рультабиль повернулся спиной к Роберу Дарзаку, засунул руки в карманы и попросил близкую к обмороку Даму в черном:
— Еще немного мужества, сударыня.
Затем он продолжал тем назидательным тоном, который был мне прекрасно известен, тоном учителя математики, дотошно доказывающего запутанную теорему:
— Видите ли, господин Дарзак, так как имелось два ваших воплощения, то я должен был их исследовать, чтобы разобраться, какое из них истинное, а какое скрывало Ларсана.
— Довольно, — возразил Дарзак, — вы же меня больше не подозреваете. Лучше немедленно объясните, кто здесь Ларсан! Я этого хочу! Я требую этого!
— Этого хотят все! И немедленно! — покинув свои места и окружив его, поддержали мы.
Наше терпение подошло к концу, так как вся эта сцена продолжалась достаточно долго. Матильда бросилась к своему сыну и закрыла его собой, как будто ему угрожала опасность.
— Пусть скажет, если ему это известно, — повторил Артур Ранс, — и надо кончать!
В этот момент новый ружейный выстрел раздался у двери Четырехугольной башни. Это подействовало на нас отрезвляюще, наш гнев спал, и мы вежливо — честное слово, вежливо — попросили Рультабиля положить конец этому двусмысленному положению. Действительно, в этот момент мы почти молили его, как будто каждый желал поскорее доказать другим и, может быть, даже самому себе, что он не Ларсан.
Вид Рультабиля, как только он услышал второй выстрел, резко изменился. Теперь все его существо, казалось, вибрировало от скрытой энергии. Оставив менторский тон, которым он с нами разговаривал, Рультабиль осторожно освободился от опеки своей матери и сказал, скрестив на груди руки:
— Видите ли, в подобном деле нельзя ничего упускать. Два воплощения Дарзака пришли, и два его воплощения ушли, причем, одно из них в мешке. Есть от чего потерять голову. И сейчас еще я не хотел бы наговорить глупостей. Пусть присутствующий здесь Дарзак подтвердит, что поводы для подозрений действительно существовали.
Как обидно, подумал я, что Рультабиль не поговорил со мной. Открыв «Австралию», он избавился бы от многих трудностей.
Стоя перед журналистом, господин Дарзак раздраженно воскликнул:
— Какие поводы? О чем вы говорите?
— Сейчас поймете, мой друг, — продолжал Рультабиль с величайшим спокойствием. — Исследуя возможность того, что вы являетесь подлинным Дарзаком, я говорил себе примерно следующее: «Если бы это был Ларсан, то уж кто-кто, а дочь профессора Станжерсона должна была это заметить». И вот, раздумывая над поведением той, которая, обвенчавшись с вами, стала госпожой Дарзак, я пришел к выводу, что все это время она подозревала в вас Ларсана.
Матильда, опустившаяся было на стул, нашла в себе силы подняться и испуганным жестом протестующе вскинуть руку. Лицо Робера Дарзака исказилось страданием. Он сел и вполголоса произнес:
— Неужели вы действительно могли так подумать, Матильда?
Его жена прикрыла глаза рукой и ничего не ответила.