— А мне даже интересно, как они собираются нас заарканить? Иеро, бластер у кого?

— У Лэльдо, — ответил священник. — Мне и меча достаточно. Жаль, гранат у нас не осталось. Уж мы бы им устроили фейерверк.

— А кстати, о фейерверке, — сказал эливенер. — Не разучились еще молнии пускать? Или Котя зря вас учила?

— Скажешь тоже — забыли! — огрызнулась все еще не успокоившаяся иир"ова. — Уж этого добра они получат сколько угодно! Только мне бы хотелось врезать им покрепче, чтоб никогда больше путников в ловушки не заманивали!

— Да, проучить их не мешало бы, — согласился Горм. — Надо постараться.

— Постараемся, — пообещал Иеро, но тут же добавил: — Если удастся.

Они прошли уже четыре квартала, и наконец провожатый повернул налево. Эта улочка была такой же узкой, как все предыдущие, но дома на ней выглядели иначе. В их нижних этажах располагались лавки. В широких застекленных витринах путники увидели выставленные напоказ сокровища города Веллетри. На темных бархатных подушках искрились бриллианты, сияли золотые и серебряные цепи, играли винно-красные рубины, испускали таинственные холодные лучи зеленые изумруды, синели сапфиры и топазы, вспыхивали фиолетовые аметисты… а в соседней витрине тяжелыми волнами грудились бархатные ткани, сплошь расшитые крученой золотой нитью, а еще дальше витрины наполняли изысканные фарфоровые статуэтки и затейливая посуда — с росписями и позолотой…

— Ой, ну и тарелка! — заметил Клуц, глядя на выставленное в одной из витрин гигантское фарфоровое блюдо, по краям которого были изображены гирлянды цветов и пухлые младенцы, которым художник зачем-то приспособил маленькие белые крылышки. — На такую тарелку можно Горма уложить!

— Ага, можно, — согласился медведь. — Впрочем, на нее и ты поместишься, ели ноги подберешь. Не хочешь купить такую?

— А с удовольствием, — ответил лорс. — Только на обратном пути. Она ведь, наверное, тяжелая! Зачем же я ее с собой в горы потащу? Вот уж когда домой будем возвращаться…

Иеро покачал головой. Нет, его друзья неисправимы. В любой ситуации они шутят и валяют дурака. Впрочем, это куда лучше, чем предаваться унынию.

Молодой эливенер сказал:

— А меня куда больше, чем все эти тарелки, удивляют сами витрины.

— Сами витрины? — машинально переспросил Иеро, и тут же понял, что подразумевал брат Лэльдо. И в самом деле — стекол такого размера священнику ни разу в жизни видеть не приходилось. Как это они выдувают такие гигантские пузыри? И как умудряются раскатать их так ровненько? На здешних стеклах совсем не заметно было радужного блеска, который был неизбежно присущ маленьким оконным стеклам домов на севере американского континента. И здешние стекла были не только безупречно прозрачными, но еще и ничуть не искажали того, что лежало за ними. Да, подумал священник, эти стекла сделаны руками больших мастеров!

Но вот тонконогий горожанин, шедший впереди, остановился и сказал что-то. Брат Лэльдо перевел:

— Пришли, ребята. Вот наш постоялый двор.

«Постоялый двор», конечно же, ничуть не напоминал постоялые дворы их родного континента. Это было такое же нарядное и основательное здание, как все другие на узкой боковой улице, двухэтажное, с высокой крышей, — только оно не стояло вплотную к соседнему дому, а отделялось от него высокими решетчатыми воротами.

— До чего же они здесь любят всякие клетки-решетки, — мысленно проворчала Лэса. — Похоже, не такая уж мирная у них жизнь, как они нам врут!

— Да, от кого-то им приходится обороняться, не иначе,, — согласился с кошкой Горм. — А теперь еще и мы явились… надеюсь, мы доставим им достаточно хлопот. Ишь, придумали — путников в рабство продавать! Нет, тонконогие, вам это с рук не сойдет!

— Лэльдо, — вдруг спросил Клуц, — а те горы, что мы видели с побережья, — не Гималаи?