Знакомство заняло не более десяти минут. Неровными четырьмя шеренгами застыли воины моей полубатареи. Командир представил меня солдатам, наказал любить меня и жаловать. По вопросам вещевого довольствия рекомендовал обращаться к батарейному каптенармусу – унтер-офицеру Цегойко, а по фуражному и котловому – к вольнонаемному Аристархову Василию Васильевичу. Выполнив ответственную миссию, командир ретировался в свой дом, февральский легкий ветерок давал о себе знать, уверенно забираясь погреться под серые шинели.

– Первая шеренга три шага, вторая два, третья один, четвертая на месте, марш, – подал я команду.

Что сказать? Без смеха на это безобразие смотреть нельзя. Не все правильно выполнили команду, кое-кто путался, кое-кому помогли правильно определиться товарищи толчками.

Я с грустью, медленно, прошелся взглядом по пытающимся стоять «смирно» солдатам. Посмотрел и опечалился. Неряшливо выглядели мои воины. Шинели и башлыки – грязные, лица у солдат – серые, видно, давно воды не видели. Все неприятно попахивают немытыми телами. У многих сапоги сильно изношены. Карабины держат в руках, как Бог на душу положит, хорошо хоть на одном плече. Сабли свисали своеобразными селедками на боках. Удручающее зрелище. По списку у меня числится унтер-офицеров пять, нижних чинов тридцать шесть, ездовых восемь человек, плюсом идет кашевар. Все унтер-офицеры при орудиях, за исключением возрастного унтер-офицера Томилина, я его сразу выделил среди солдат полубатареи.

– Вольно, – последовала команда, – разойтись, можно оправиться. – Через десять минут построение. Унтер-офицер Томилин ко мне.

Строй моментально рассыпался, хорошо понимают команду – разойтись, молодцы.

Томилину, по внешнему виду, слегка за сорок. Ростом немного ниже меня, но крепкого телосложения. На висках и в усах уже пробивается серебро седины. Карие глаза изучающе смотрят на меня. Обмундирование чистое и опрятное, ладно подогнано по фигуре унтер-офицера.

– Как вас величать по батюшке? – поинтересовался я у Томилина.

– Витольд Архипыч, – молодцевато поднеся к виску руку, отрапортовал унтер, – но лучше просто Архипыч, не люблю я имя, на собачью кличку похоже, нежели на имя.

– А по какому случаю оно вам досталось?

– Помещика нашего так звали.

– В честь него назвали?

– Лично он и назвал, а чести мою мать лишил, перед самым раскрепощением. Я родился свободным.

– Извините.

– Да, что там, ваше благородие, я привычный.

– Почему вам не досталось орудие? Вы не грамотный?

– Грамоте обучен. Я, почитай, в артиллерии с первого дня службы. Начинал служить рядовым канониром, а вышел во взвод-фейерверкеры. К орудию не приставляют по возрасту, говорят, старый я стал. Так, при батарее и остался, помогал его благородию подпоручику Семенову.

– А куда подевался подпоручик Семенов?

– Остался в Рязани, он неудачно с лошади свалился, ногу сломал.

– Тогда поступим так. Вы остаетесь при полубатарее помощником командира, с поручиком Седых я все улажу, если возникнут трудности. Где расквартированы наши люди?