Охранников тут пятеро. Двоим положено постоянно бдеть у входа в сам храм Ллос (он является отдельной частью всего комплекса построек), в полном вооружении и с бравым видом, еще двое коротают время в караулке — до своей смены, пятый же может находиться где угодно, ибо является старшим. Теоретически он должен проверять и совершенствовать боеготовность своих подчиненных. Его имя — Дил. Его старшинство весьма условное, ибо воин-дроу может быть только рядовым бойцом, командуют знатные эльфийки. Дил подчиняется старшей жрице святилища в Мите, Ингерн Ллиандэль, но та довольно-таки стара и рвения к какой-то муштре охранников не проявляет вовсе.
«Стара»?! Как может бессмертная Темная эльфийка быть стара?!
Может. Сакральные Алмазы Темных и Светлых эльфов надежно спят. Они перестали дарить Перворожденным свет вечной жизни. Эльфы стареют. Дил вполовину моложе Ингрен из Мита, но разменял четвертый свой век, и теперь первые признаки возраста не заставили себя ждать, стремительно и нагло напоминая о старых ранах.
— Эй, ты! — крикнул Дил, сопровождая слова дополнительным призывом в виде короткого небрежного свиста. — Иди сюда. Бери меч!
Тот, к кому он обращался подобным образом, проходил мимо, неся куда-то в сторону зверинца госпожи Ингерн здоровенную связку соломы — на подстилку для животных. Старшая жрица могла быть жестока с кем угодно — от послушниц храма до рабынь, прибирающих ее покои, но животные были исключены из перечня тех, по чьей спине частенько гуляла ее трость. Животных Ингрен любила. Два оленя, барсук, лисица, десяток белок, столько же певчих птиц, а теперь еще и волчица-переярок. Прим. авт.: переярок — взрослая волчица старше года (от года до трех), но подчиняющаяся «матерому» сообществу стаи и не имеющая права заводить свое потомство.
Пару недель назад в лесах вокруг Мита состоялась облава на вконец обнаглевшую волчью стаю. Хищники были перебиты, а эта волчица — тяжело ранена. Шансов одомашнить ее не было, возраст слишком велик, но ее не добили сразу. Крестьяне (а точнее, их жены) знали о слабости госпожи жрицы, вот и решили преподнести своеобразный подарок. В зверинце нет волка — так пусть будет.
Разумеется, никто из охотников не подумал о юноше-дроу, в чьи обязанности входило содержание вольеров в чистоте, а также — кормежка и прочий уход за зверями. Именно он и нес сейчас солому по назначению. Левая кисть была перевязана сомнительной чистоты тряпицей, на которой проступили бурые пятна. Не приходилось сомневаться в их источнике — по руке прошлись зубы зверя. Волчица была слишком слаба, чтобы откусить ненавистную руку. Рука — а точнее, обе, — ежедневно промывали и мазали едкой мазью ее раны, вливали в пасть жидкую кашу, перекладывали безвольное тело туда-сюда с испачканной подстилки. Силы медленно возвращались к свирепому зверю, а потому вчера волчица показала норов, и с этого момента уход за ней превращался в смертельную опасность.
Юноша, несший солому, имел почти угольный цвет кожи, как и все молодые дроу. Рост его, разумеется, был куда выше человеческого, но оставался средним среди мужчин-эльфов. Правильные и резкие черты лица, высокий лоб, прозрачно-серые, будто тяжелый утренний туман на холмах Мита, глаза, упрямый подбородок с едва намеченной ямкой. Лицо не являлось таким уж примечательным, эльфийская красота — дело обычное. Юноша был коротко стрижен, как любой простолюдин, но… имел бы право носить длинные волосы, если бы не некоторые обстоятельства его теперешнего положения, мало кого интересовавшие.
Первое — его мать принадлежала к древнему роду Темных, давшему начало одному из Благородных Домов. Не приди этот Дом в упадок, а мать будь жива, юноше не пришлось бы таскать солому и чистить клетки в зверинце захудалого святилища Ллос. Второе… Что ж, второе обстоятельство, а вернее — предмет, бросался в глаза всем, кто видел юношу: массивный торквес на шее. Прим. авт.: кельтское украшение, шейная гривна. Серебряный торквес, покрытый филигранным золотым напылением и угловатой вязью черного орнамента, который был искусно нанесен блестящей эмалью. Такие знаки на предметах, одежде, украшениях с первого взгляда прочитает любой эльф. Родовые орнаменты Светлых содержат естественные стилизованные элементы — животных, птиц, растения, вещи. Родовые рисунки Темных всегда абстрактны. Этот орнамент был из последних, и Дом, который он символизировал, требовал максимального почтения, безапелляционного подчинения, преклонения и порой — животного страха.
Если бы юношу увидел человек, то удивился бы, почему богатое украшение этого фэйри не слишком-то сочетается с простой и далеко не новой одеждой. Прим. авт.: фэйри — в кельтском и германском фольклоре — существо, обладающее сверхъестественными способностями и ведущее скрытый образ жизни. Рубаха из небеленого полотна, короткий серый кафтан, такого же цвета штаны, подпоясанные не ремнем, как у воина, а тряпичным крестьянским кушаком, разношенные башмаки из грубой кожи — вот и весь наряд. Одежда была безукоризненно чистой, следы швов и заплаты — практически виртуозно невидимыми. Попробовал бы юноша-дроу отнестись к своему немудреному гардеробу как-то иначе! Попробовал бы он попасться на глаза старшей жрице, да и молоденьким послушницам, с прорехой на рукаве или пятном на штанах! Его ждала бы немилосердная, жестокая взбучка. Одежда рабу при храме выдается раз в год. И как он ее сохранит в приличном виде — его проблемы.
А юноша — именно раб. И роскошный торквес не украшение для него, а ошейник. И орнамент на торквесе указывает не на принадлежность к Благородному Дому, а на собственность Дома, одно упоминание которого заставляет трепетать не только простолюдинов, но и матрон дроу, а многих Светлых эльфов — осенять себя знаком защиты от темных сил.
Юноша — собственность Дома Эльдендааль. Каков его возраст?.. Этот раб при святилище Ллос в Мите практически мальчик. Наверное, он недавно встретил свой восемнадцатый или девятнадцатый Бельтайн, но это не имеет значения. Торквес раба невозможно снять — это будет сделано лишь после смерти. Прим. авт.: Бельтайн, Белтейн: праздник кельтов, знаменующий приход лета (первое мая).
А долго рабы не живут.
ЧАСТЬ I. РАБ
ГЛАВА 1.Семья
В детстве всякий день бесконечен, даже зимний. Он начинается с солнечного зова, ласкающего горизонт перламутрово-алыми сполохами, он пролетает со скоростью стрелы — и все равно запаздывает за многими и многими шалостями и тайными делами, которые под силу совершить только беззаботному ребенку. Сколько бы ни было у маленького Вэйлина планов на этот день, все они сбудутся до заката — даже с лихвой.
Каждое утро Вэйлин встречает мир, полный чудес и радостей, которые чужды взрослым. Взрослые давным-давно забыли о них, расставшись с детством… Они не помнят о сладком соке внутри травинок, о гнезде крапивника в зарослях тальника, о белых облаках, бегущих по небу, о деловитом гудении шмеля над цветочным головками клевера. Где-то там, среди многих и многих зеленых листочков, прячется тот самый, заветный, — с четырьмя лопастями. Крохотная мельница счастья, талисман удачи. Ни разу не попадался — но где-то есть, иначе быть не может!
Но все это придет позже, весной, когда проснется природа, и день за днем будет открывать свои маленькие тайны тому, кто пожелает к ним прикоснуться. А сейчас Колесо Года неторопливо крутится в своем темпе — на днях позади остался Йоль, и так далеко еще не то что до весны, но даже и до Имболка. Прим. авт.: Йоль — праздник зимнего солнцестояния у кельтов, 21–22 декабря, Имболк — праздник перехода от Темного времени года к новому времени пробуждения всех сил природы
Это неважно: зимние чудеса тоже ждут! Как интересно разглядывать крохотные снежинки, любуясь быстро тающим на ладони волшебством совершенства! Каково, будучи в лесу, наблюдать за прыжками и играми поменявших шкурку белок! Как весело носиться с ребятней по задворкам ремесленного посада, особенно — если выпадет снег! Тогда веселью не будет конца.
Говорят, раньше зимы были такими холодными, что Оilean едва ли не тонул в жутких сугробах, а зимняя одежда сплошь состояла из шкур животных. Тогда и птицы замерзали на лету, но в такое Вэйлину слабо верится. Таких зим никто из его родителей не видел — мать и отец слишком молоды даже по нынешним меркам эльфов, лишившихся бессмертия. Родителям нет и сорока лет. Впрочем, это возраст молодости для эльфов. Для племени людей это уже зрелость, граничащая со старостью…