– К сожалению, ничем не могу вам помочь – я не из полиции.

– Не из полиции? – удивилась женшина. – А откуда?

– Я работаю в государственном учреждении. – Фрейя постаралась произнести это как можно спокойнее. Она не хотела называть Комитет защиты детей или Дом ребенка, чтобы не давать пищу для сплетен. Это могло быть понято превратно: когда люди слышали о Комитете, они, как правило, представляли себе нерадивых родителей, а Дом ребенка связывали с сексуальными преступлениями против несовершеннолетних. Скоро новости об убийстве будут уточнены, и тогда соседка получит информацию, которой так жаждала сейчас. – Я, к сожалению, не могу комментировать происшедшее здесь.

Соседка состроила мину, будто Фрейя сознательно старалась исключить ее из круга посвященных.

– Мы знаем: что-то произошло! – Фрейя ожидала, что за этим последует нравоучительное «на-на-на-бу-бу-бу», но вместо этого соседка добавила: – Мы видели, когда приехала «Скорая». И когда уехала.

Она открыла рот, будто собираясь что-то сказать, но снова закрыла его. Трудно не понять, когда в машину грузят мертвеца; никто не закрывает лицо человека, если тот просто болен.

– Это просто невыносимо – ничего не знать! Они нам не просто соседи, мы с Элизой были хорошими подругами! – Ведис находилась примерно в том же возрасте, что и Элиза – где-то в районе тридцати, – и они вполне могли дружить. Фрейя обратила внимание на то, что эта женщина говорила об Элизе в прошедшем времени. Она стояла, дрожа от холода; а может, это на нее так действовал предмет разговора? – Так кто это был на носилках?

– К сожалению, я ничего не могу сказать по этому поводу. Но, думаю, все в скором времени прояснится. – Фрейя старалась не выказать ни единой эмоции, чтобы соседка не могла истолковать ее по-своему.

Та ответила не сразу. Будто сбившись с фокуса, какое-то время смотрела не на Фрейю, а на что-то позади нее. Потом снова заговорила:

– Мне вообще хочется пожаловаться на то, как с нами обращаются, в особенности со мной. – Теперь она говорила гораздо быстрее, будто предвидя окончание разговора, что было признаком развитой интуиции.

– Я не могу этому препятствовать.

Мелькнувшее было на лице женщины негодование сменилось смирением.

– Конечно, я не стану этого делать, но мне кажется, это просто элементарное уважение – ввести меня в курс. Я же не кто-то посторонний, никак не связанный с этим. Я живу по соседству, и это именно я нашла мальчиков. Я, можно сказать, причастна к делу. По крайней мере, как свидетель – меня опрашивали. Разве не положено объяснять свидетелям суть происшествия, к которому они причастны?

– Нет, это так не работает. – Фрейе очень хотелось, чтобы женщина ушла прежде, чем сама она примерзнет к дорожке. – С вами наверняка поговорят еще раз, и тогда, возможно, вы узнаете об этом деле больше, чем сейчас. Но я не связана с ним таким образом, чтобы могла сообщить вам какую-либо информацию. К сожалению.

Фрейя повернулась к дому, тем самым поставив точку в разговоре. За спиной послышались удаляющиеся шаги соседки. Теперь Фрейя увидела, что привлекло ее внимание в конце их беседы: в приоткрытой двери дома, с явно недовольной миной, стоял Хюльдар. Во рту Фрейи, как по волшебству, снова возник противный привкус утренней яичницы. Она вовсе не ожидала его увидеть – в отделении было предостаточно полицейских, кто мог бы ей здесь попасться. После того как прошла их встреча в Доме ребенка, Фрейя была уверена, что Хюльдар будет стараться избегать ее. Но, возможно, он был даже более странным, чем она предполагала. Гордо выпрямившись, Фрейя ответила ему той же миной.

Подойдя ближе, она увидела поблескивающую за плечом Хюльдара расписанную вручную табличку с именами жильцов дома. В уголках таблички были нарисованы цветы, почти стертые дождями; теперь от них остались только стебельки с редкими лепестками. Но черный шрифт устоял, и сейчас имя Элизы неприятно четко выделялось там во второй строчке. В остальном это был самый обыкновенный вход в семейный дом: прислонившись к стене, стояла пара сложенных вместе санок, в углу у самой двери – новенькая лопата для снега; вряд ли кто-то будет пользоваться ею в ближайшее время.

– Здравствуй.

Фрейя посчитала лишним протягивание руки для приветствия – ей не хотелось прикасаться к этому человеку. К тому же рукопожатие казалось какой-то дурацкой формальностью в этом печальном месте.

– Здравствуй.

Хюльдар был не в духе – возможно, тут сказывалась усталость: он был с темными мешками под глазами, небритый и какой-то помятый. Фрейе показалось, что он был в той же одежде, в которой явился вчера на провалившийся опрос в Дом ребенка. Но когда Хюльдар снова заговорил, пропуская Фрейю в дом, она поняла, что дело тут не только в бессонной ночи.