У самой кромки леса… Вот она вышла из леса, двинулась через луг… Кто это?
Лось?
Нет, лось гораздо больше, да это и не животное. Тень, скользившая по мокрой от росы траве, имела расплывчатые человеческие очертания. Она подходила все ближе и ближе. К самой усадьбе.
Тем временем в другой комнате Гростенсхольма Дан Линд заканчивал последние приготовления к завтрашнему отъезду.
Он пересмотрел все свое снаряжение, проверил, все ли на месте, перечитал список вещей, которые необходимо было взять в дорогу.
Единственный внук Виллему и Доминика был человек обстоятельный и собранный, этому он научился у Улофа Рюдбека-младшего. В детстве дедушка с бабушкой отчаянно баловали Дана, к ужасу его родителей. Виллему не хотела слышать никаких возражений, когда дело касалось любимого внука.
— Приходи ко мне, Дан, если твои родители начнут глупить, и мы с тобой все уладим! — говорила она ему.
С годами Дан возмужал. Его жажда знаний и чувство долга проявились в полной мере, когда он начал серьезно учиться. С тех пор для него наступила новая жизнь.
Он подошел к зеркалу. Его поселили в комнате Лив, но он этого не знал, ведь Лив умерла пятьдесят лет назад. В комнате царил полумрак, зеркало со временем потускнело, но Дан все-таки мог различить свои черты.
Особенно выделялись резкие темные линии. Смелый разлет бровей он унаследовал от деда Доминика. В полумраке Дан не видел шрама в углу рта, придававшего его лицу несколько насмешливое выражение. Оно многих раздражало; люди, не знавшие происхождения шрама, даже называли Дана высокомерным.
Нет, он был каким угодно, только не высокомерным. Неужели эти люди не замечали неуверенность, мелькавшую в его глазах? У Дана было много друзей, но он относился к числу неисправимых утопистов, желавших видеть друга в каждом человеке. Проявления недружелюбия повергали его в уныние на много дней.
Дан не без удовольствия смотрел на свое отражение, мягкое неяркое освещение скрывало некоторую резкость его черт. Он был добрый и покладистый. Впрочем, не всегда. Ингрид порой выводила его из себя своей необъяснимой сменой настроений. Иметь такую светлую голову и при этом так глупо иногда вести себя! Зачем, к примеру, она дразнит его воздушными поцелуями или призывными взглядами? Если тебя интересует наука, выбрось из головы все остальное! А уж притворство он и вовсе терпеть не мог.
Господи, не хватает только, чтобы он превратился в брюзгу! Просто ему не хочется, чтобы их отношения с Ингрид стали слишком теплыми. Только не с ней! Из-за легкого чувства вины перед невестой Дан особенно досадовал на кокетство Ингрид.
Шрам… Дану было стыдно вспоминать об этом, но он получил его по вине бабушки Виллему. Бабушка любила прихвастнуть своими подвигами, которые она, избранница из Людей Льда, совершила в прошлом. Однажды бабушка сказала, что все члены их рода наделены сверхъестественными способностями.
И он, Дан, тоже?
Конечно, и он тоже! Надо только узнать, какими именно.
Он попался на этот крючок. Потом уже дедушка Доминик объяснил ему, что это не совсем верно, достаточно вспомнить отца Дана, Тенгеля, самого обыкновенного человека.
Но было уже поздно. Дан успел вбить себе в голову, что может стать невидимым, и начал прыгать перед одной из служанок, пока она не попросила молодого господина не мешать ей. Разочарованный, он убедил себя в том, что если ему не удалось стать невидимкой, то уж через закрытую дверь он пройдет с легкостью.
Пройти, разумеется, не удалось, однако железная ручка двери разорвала ему уголок рта. Шрам остался на всю жизнь.
Нет, Дан, как и его отец Тенгель, не принадлежал к избранникам рода, это было очевидно. Впрочем Дан обладал незаурядными способностями к науке. Тогда как его отец, Тенгель Младший, нечем особенным не выделялся. Заботливый семьянин и хороший хозяин, в саге о Людях Льда он был лишь связующим звеном между поколением уходящим и будущим. Это было немного странно, ведь каждый из его родителей, и Виллему, и Доминик, были способны совершать чудеса. Может, наградив их уникальными способностями, природа истощилась, и роду Людей Льда требовалась небольшая передышка?