– Это возьму на себя.
Чего? На себя!.. Младший судовой врач, пусть и флагмана? Не много ли на себя берешь, Матавкин?..
У меня непроизвольно вырывается:
– Вы?!
– Я. – Заметив мое изумление, добавляет: – Зиновий Петрович лично дал мне протекцию на корабль, по моей просьбе. Я неплохо знаком с ним по Петербургу.
Вот это новости. Оказывается, ты не просто так Матавкин? Протеже самого?.. Да и коллежский советник как-то многовато для младшего врача… Пытаюсь вспомнить табели о рангах. На ум приходит лишь нечто голосом Шаляпина: «Он был титулярный советник, она генеральская дочь…» Я не спец в чинах, но, может, вроде полковника?
– Ну, раз вы можете… – развожу руками. – Буду только рад! Смартфон и паспорт надо будет взять обязательно… – Видя непонимание, исправляюсь: – Телефон… – Еще хуже. – Штуку с фотографиями! – Похоже, дошло.
Откуда тебе, Матавкин, знать, что эта штуковина еще и телефон? А про интернет я вообще молчу… Впрочем, а сам-то в девяностые поверил бы?!
Матросы ушли, фигура сверху, похоже, прислушивается. Глазами семафорю Аполлонию, тот показывает: понял, мол… Набирает воздуха:
– Больше здорового сна и приемов пищи. Пить много воды. Идемте! – кивает в сторону люка.
Перед дверью оглядываюсь. «Жемчуг», вовсю кочегаря желтыми трубами, прибавил в скорости и начал уходить правее. Может, в разведку отправили? На корме хорошо виден развевающийся Андреевский флаг. «Красавец-корабль! – с трудом отрываю взгляд. – Кажется, переживет Цусиму?»
Пока спускаемся, Матавкин инструктирует:
– Попробую нынешним вечером. Я делаю инъекции адмиралу… – Замолкает. Понятно, врачебная тайна! Впрочем, для меня совсем не секрет, что у Рожественского подагра. Как и для баталера «Орла». – Будьте готовы вечером, после четвертой склянки. Я заступаю на дежурство в девять, пойдем примерно через час!
Я бы еще знал, когда здесь у вас четвертая склянка… Надо будет считать. Интересно, готов – это при бабочке или галстуке? Или все так же, в нижнем белье?..
Собираюсь высказать свои сомнения, однако не успеваю: в лазарете шум и гам. Озабоченно снуют санитары, на стуле скалится от боли матрос. Надеин осторожно срезает с того грязную тельняшку.
– Авария в машинном отделении! – при виде нас поднимает голову Надеин. – Второй в операционной, ожоги рук.
Наверняка кочегар. Самая неблагодарная и тяжелая профессия здесь. Хотя тот же Бакланов у Новикова, помнится, особо не страдал. То консерву мясную выторгует, то еще чего…
Сразу вспоминаю, как все трюмное отделение заживо ушло на дно вместе с «Ослябей». Потому что какой-то умник предложил закрыть выходы броневыми плитами. А когда корабль начал переворачиваться, те, кто за это отвечал, разбежались…
Матавкин, забывая про меня, несется прямиком к шкафу. Понимая, что здесь я лишний, тихонько ныряю «к себе», вновь укладываясь.
Как же надоело валяться просто так! Люди вон делом заняты, а я как корабельный трутень… Матросиков опять же ошпарило…