— Рассказал вам старший лейтенант о налете на табун из Бурылбайтальской рабочей дивизии?
— Говорил…
— Так остановятся ли бандиты при крайнем случае перед убийством старика, десятерых женщин и детей? Дядя Иван рассудил верно — не остановятся.
— Но и мы пристрелили бы не одного! — гордо сказала Нина.
— Вы могли ни одного и не увидеть…
— Как же так?
— Подожгли бы они ночью ваш дом, да и поубивали вас всех из камыша. Тем оружием, что у вас взяли. — И мне припомнилось ночное дежурство дяди Ивана. Очевидно, он думал, как и я.
— Отец очень жалеет свое ружье, — помолчав, проговорила Нина. — У него бельгийская трехстволка была. Два — ружейных, а третий — под винтовочный патрон, нарезной. Не любит жаканов отец…
— Да, пули варварские, — согласился я.
Мы давно вышли на твердую тропу средь камышовых зарослей и шли рядом. Собаки, играя, трусили впереди. Солнце налилось малиновым вечерним светом, висело над тростником. Поднявшийся ветер обтрепал иней с метелок, и они выглядели черными, будто обугленными. До нас уже долетал многоголосый лай с псарни.
Тропинка прихотливо вильнула, словно отыскивая в болоте путь покороче, и, не найдя, повела в обход. Послышался тупой стук бондарского молотка. Мы вышли на поляну перед домом, на котором резвилась вся сорокаголовая свора. Завидев нас, собаки лениво, по обязанности, тявкнули в нашу сторону и вновь принялись за прерванную игру. Дядя Иван натягивал обруч на бочку, видимо, со свежезасоленной рыбой, и куча окуней и сазанов, насыпанных на брезент, ждала своей очереди. Вася Хабардин сидел на крылечке и курил. Из коптильни высунулось на мгновенье полное, красное лицо Нади — жены охотника. В окнах виднелись прижатые к стеклам носы малолеток.
— Э-э, — протянул, обернувшись, дядя Иван, — только вы сегодня удачливы.
— С ним на охоту, что в кино ходить, — кивнув в мою сторону, рассмеялась Нина. — Мы ещё семь кабанов завалили!
— Да ну! — охотник смотрел на дочь с восхищением, а на меня — с завистью. — Счастливчик тебе в напарники попался. И птицы уйму набили! Этак мне раньше уговору в Гуляевку ехать придется. Привет кому передавать?
— У вас на рыб безгласных улов, — сказал я, отцепляя вязки с дичью и складывая её в ларь.
— И то… — согласился дядя Иван. — А на обходе капканов ноги да время убил. И у Зины охота не пошла. Фазан да утка на двоих. Ну вы-то расходились! Обедать — потом всё остальное.
— Мы с Ниной… — чуть покривил я душой, так не терпелось перекинуться с Хабардиным хоть словечком, — мы с Ниной думали, что засветло за мясом сходим. Чтоб уж праздновать Новый год, так праздновать.
Нина опустила взгляд, и я видел, как порозовели её щёки:
— Да, отец, так лучше, по-моему…
— Дело говоришь — твоя взяла. — И дядя Иван без лишних слов накинул на рыбу края брезента и громогласно объявил, что все от мала до велика идут за кабанятиной. Что тут поднялось! Загоняли собак, одевались, доставали длинные, похожие на нарты сани, с хохотом впрягали собак и наконец отправились гуськом в тугаи. Я спросил Васю, почему он грустный.