Желе задрожало в третий раз, но уже менее яростно. Первое воздействие коротких радиоволн обеспокоило его, но оно почти сразу же сумело к ним приспособиться. Бесспорно, что оно было чувствительно к микроволновому излучению, но умело приспосабливаться к нему.
— Эта чертова тварь учится! — неистово выругался Борден. — Она мыслит! Она умна, как сам дьявол! Но если я прав, то больше всего остального она хочет ничего не делать. Она вынуждена бодрствовать, пока мы рядом, и ничего не может с этим поделать, но она хочет спать! Мы со своими рациями походим на москитов, жужжащих возле головы человека. Я тут подумал… — На секунду он замолчал, но тут же неприятно рассмеялся. — Я все понял. Изучив образец, оно может не обращать на него внимания. Но живые существа всегда действуют без всякого образца. Поэтому оно не может игнорировать их. Оно сумело проигнорировать немодулированный радиолуч. Давайте, посмотрим, справится ли оно так же легко с модулированным. Джерри, микрофон.
Когда рация была включена, желеобразное чудовище даже не дрогнуло. Тогда Борден заговорил в микрофон:
Вся масса чудовищного желе тут же бросилась к нему.
Эллен тут же сорвала машину с места и отогнала ее подальше. Голос Бордена прервался. И как только он замолчал, чудовищное желе тоже остановилось, дрожа гигантской блестящей кучей. Казалось, оно чего-то ждет. Борден мрачно глядел на нее.
— Оно хочет сделать солнечное зеркало, — сказал он, — но пока что оно не слишком большое. У него не хватает вещества. Мы можем уехать. Но оно не хочет прогонять нас. Хотя, если мы побежим, оно станет нас преследовать. За жителями этой планеты оно следовало тысячи миль. Несомненно, оно будет ползти за нами сколь угодно далеко. И есть еще Сэттелл. Мы должны убить его, но как? Я думал, что рация станет раздражать эту тварь, но она приспособилась к ней. Затем я решил, что волна, модулированная голосом, будет расходовать его силы. Но и этого не произошло. Сейчас нам нужна какая-нибудь новая идея!
Все молчали. Затем Эллен испуганно произнесла:
— Наверное, это глупо, но, может быть, рация просто недостаточно сильна? Может, она лишь щекочет его, пробуждает аппетит? Может, если луч был бы достаточно силен, то подействовал бы, как парализатор?
Борден не ответил. Он прикинул имеющиеся у них возможности и подумал о машине. Затем он встал.
— На этот раз мы рискнем всем, — мрачно сказал он. — Если к рации подключить источник энергии машины, это во много раз усилит радиоволны. И если до этого рация лишь вызывала аппетит у этого чудовища, то теперь она должна поджарить его, как тостер. Джерри, доставайте инструменты. За работу!
VIII
Теперь по чудовищу должны были ударить сотни киловатт энергии в виде модулированных волн вместо нескольких ватт мощности. Рация это должна была выдержать. В ней стоял генератор холодной эмиссии, так что опасности сжечь ее не было.
— …барашек шел за ней, — сказал Борден.
Масса чудовищного желе, лежащая за две мили от них, неудержимо задрожала. Просто без всякой цели. Борден удовлетворенно продолжал:
Бесформенная масса живого вещества начала корчиться, выбросила из себя блестящие отростки, затем ринулась на склоны.
Желе бросилось наутек. Оно текло по ковру из собственного вещества, по которому могло передвигаться с ужасной скоростью. Оно стекло со склона на шоссе, вновь превратилось в блестящую каплю, такую же, какая совсем недавно преследовала машину.
И эта капля потекла в обратном направлении. Она сбегала. Она отчаянно мчалась, стремясь выбраться из сферы досягаемости коротковолновых лучей, образец которых не был жестко закрепленным, а постоянно и непредсказуемо изменялся, поскольку его изменяли звуковые волны, исходящие от какого-то предмета, который не обещал пищи белому пятну, но который белое пятно не могло проигнорировать.
Существо из белого пятна мучилось.
Инстинкты подсказывали ему, что то, у чего нет жесткого образца, является живым. А разум утверждал, что радиоволны испускает вовсе не жизнь. Эти волны причиняли ему такую же боль, как раскаленный пар, который вдувают человеку в ухо. Это было невыносимо.
Меньше чем через час Борден вернулся, установив запасную рацию в пустыне, в нескольких милях от белого пятна. Он уже стал уставать, к тому же прочитал все стихи, какие помнил наизусть.