Барри задумчиво обвела пальцем ободок чашки – кофе давно остыл. Ей расхотелось пить эту жижу.

– В первую нашу встречу мне стало ясно, что ее мучают угрызения совести – я напомнила ей, что она ни в чем не виновата, такое случается со многими матерями. Услышав мои слова, она как будто удивилась. «Вы так думаете?» – бросила она. То, как это прозвучало, заставило меня вплотную заняться проблемой СВДС. Я стала читать все подряд и наткнулась на жуткую историю о женщине, у которой один за другим погибло четверо детей – и все от СВДС. Правда, расследование показало, что в их смерти не было ничего случайного.

– Синдром… не помню, как называется, какая-то немецкая фамилия…

– Синдром Мюнхгаузена «по доверенности», – подсказала Барри. – После этого провели расследование еще нескольких случаев, когда ребенок неожиданно погибал при подозрительных обстоятельствах. Матерей обвинили в том, что они убивали своих детей, чтобы вызвать у людей сочувствие. Ну и… – Барри с трудом перевела дух и выразительно глянула на Дэйли.

Какое-то время он молча разглядывал ее, потом покачал головой.

– Похоже, нужно проверить уровень кислорода, – хмыкнул он. – То ли мне его не хватает, то ли, наоборот, слишком много, не пойму. Знаешь, мне пришло в голову, что ты решила обвинить первую леди в том, что она убила собственного ребенка.

– Я этого не говорила. – Барри, поставив чашку на стол, поднялась на ноги.

– Да? А прозвучало именно так.

– Дэйли, клянусь, мне это и в голову не приходило.

– Тогда что тебя гложет? Ты просто сама не своя.

– Понятия не имею. Но тут явно что-то не так. – Рухнув на кушетку, Барри обхватила голову руками. – На этой неделе я дважды виделась с Ванессой Меррит. В первый раз зрачки у нее были расширены, она постоянно дергалась, как наркоманка во время ломки. Во второй раз передо мной сидела совершенно другая женщина – собранная, спокойная, сдержанная. Только человеческого в ней было не больше, чем… – Она огляделась, – в этой табуретке.

– Вот как? А интервью получилось неплохое.

– Только какое-то безжизненное. И ты это знаешь не хуже меня, – отрезала она. Дэйли подмигнул, и Барри поняла, что в душе он с ней согласен. – Интервью с миссис Меррит должно было стать самым ярким эпизодом программы, а в итоге оказалось полным провалом. Она смахивала на робота. Может, будь она такой и в первую нашу встречу, я бы просто не обратила на это внимания. Но контраст между первой и второй миссис Меррит оказался слишком разительным.

– Возможно, она волновалась перед интервью и приняла пару таблеток валиума, – пожал плечами Дэйли.

– Все может быть. Либо перед приемом ее накачали лекарствами, либо она попросту напилась. Выглядела великолепно, но была какая-то вялая. В общем, странная, словно… не знаю… до смерти напуганная. – И еще кое-что, – спохватилась она. – Знаешь, президент поздоровался со мной, как будто мы с ним старые приятели. Естественно, это было весьма лестно, но выглядело немного странно. Он с энтузиазмом отнесся к идее репортажа, похвалил его, когда передача вышла в эфир, а после прислал мне цветы. Ты только посмотри на них! Мне просто страшно при мысли о том, какую дыру они пробили в национальном бюджете!

– Но ведь это разносит в пух и прах твою теорию. Разве нет? Стал бы он посылать тебе цветы, если бы репортаж бросал тень на его жену?

– Я просто удивлена, что он так выплясывал вокруг меня. Я уже давно освещаю события в Белом доме и ни разу не сталкивалась с подобным радушием. И вдруг, после этой передачи, президент ведет себя так, словно мы близкие друзья.

– Ты же журналистка, Барри. А он – президент, собирающийся выдвинуть свою кандидатуру на второй срок. Заручишься поддержкой прессы – выиграешь на выборах.

Какое-то время Барри размышляла над его словами. Дэвид Меррит еще в бытность свою конгрессменом понял, как нужно вести себя с журналистами. Взаимопонимание между Мерритом и представителями прессы продолжалось вплоть до окончания его президентской кампании. Со временем романтический флёр слегка потускнел, однако журналисты продолжали относиться к нему с симпатией. Но Барри Тревис понимала, что была слишком мелкой сошкой, чтобы ее симпатия или антипатия что-то для него значили. Но тогда почему он так старался завоевать ее расположение?

Она мысленно перебирала кусочки этого пазла, вплоть до мельчайших фактов, начиная с первой встречи с Ванессой. Теперь ее подозрения казались просто высосанными из пальца.