— Лежите спокойно, — приказала я и, ощупав его плечо и грудь, повернулась к темной фигуре, которую я по размерам приняла за Дугала, их предводителя. — Огнестрельная рана снова кровоточит, к тому же этого идиота полоснули ножом. Полагаю, что рана от ножа не слишком опасна, но он потерял очень много крови. Рубашка насквозь промокла, но я не знаю, сколько здесь его собственной крови. Ему нужен отдых, и мы должны остаться тут по крайней мере до утра.

Темная фигура отрицательно мотнула головой.

— Нет. Мы достаточно далеко от гарнизона, чтобы оттуда рискнули на нас напасть, но надо принять во внимание караулы. Ехать нам еще не меньше пятнадцати миль.

Большая темная голова запрокинулась назад, Дугал наблюдал положение звезд.

— Сейчас никак не меньше пяти часов, даже, пожалуй, ближе к семи. Мы можем задержаться тут, пока вы остановите кровотечение и перевяжете рану, но не дольше.

Я принялась за дело, негромко ругаясь себе под нос, а Дугал распорядился, чтобы один из мужчин держал лошадей и наблюдал за дорогой. Остальные отдыхали, потягивая из фляжек и тихо переговариваясь. Мурта помогал мне — разрывал материю на полосы, подавал воду и приподнимал при необходимости раненого, которому запрещено было двигаться самому, хотя он бурчал, что чувствует себя отлично и все это ни к чему.

— Вы можете чувствовать себя отлично, и это немудрено, — цыкнула я на него, давая выход собственным опасениям и возбуждению. — Каким идиотом надо быть, чтобы, получив ножевое ранение, даже не остановиться и не перевязать рану? И почему вы не сказали, какое сильное у вас кровотечение? Ваше счастье, что вы не умерли, шастая по окрестностям всю ночь, затевая ссоры и драки. Да еще с лошади свалился… лежи смирно, чертов дурень!

Полосы вискозного шелка и полотна, которыми мне приходилось пользоваться, с поразительной легкостью куда-то все время ускользали в темноте, словно живая рыба из-под пальцев — сверкнет серебристым брюшком и уйдет на глубину. Несмотря на холод, пот струйками стекал по шее. Наконец я с великим трудом связала концы спереди и потянулась за другими, упорно прячущимися за спиной пациента.

— Где же оно… вы… о чертов ублюдок, что ты натворил!

Джейми шевельнулся, и первый узел развязался.

На мгновение воцарилась ошеломляющая тишина.

— Господи Иисусе, — заговорил Руперт, — никогда не слыхал, чтобы женщина употребляла подобные выражения.

— Тогда ты, значит, никогда не встречался с моей теткой Гризел, — под всеобщий смех произнес чей-то еще голос.

— Твой муж отдубасил бы тебя, женщина, — донесся из черной тени под деревом очень строгий голос. — Святой Павел говорит: «Принуди женщину к молчанию и…»

— Занимайтесь, черт побери, собственным делом, — огрызнулась я, чувствуя, как пот собирается за ушами. — И святой Павел тоже.

Я вытерла рукавом лоб.

— Поверните его на левый бок. А вы, — обратилась я к своему пациенту, — если вы шевельнете хоть одним мускулом, пока я завязываю этот бинт, я вас задушу!

— Понятно, — кротко отозвался он.

Я слишком сильно потянула последний бинт за концы, и он вырвался у меня из рук.

— Чтоб его к дьяволу в пекло унесло! — прорычала я, от злости и обиды хлопнув рукой по земле.