Есть убедительные данные о том, что не от “личностного выбора” зависит эффективность психологической коррекции, а от наличного генома, поскольку на индивида оказывается воздействие из вне, а реакция из внутри обеспечивается именно генами и никак не “личностными конструктами” и их производными [185]. Эффективность психотерапии не подтверждена: отсутствуют «адекватные» критерии оценки [186, 187], что может быть вызвано недостаточной методологической разработанностью единой психологической теории.
«В нормальных условиях эмоция с полным своим содержанием может осуществляться только [!] при участии безусловных и условных рефлексов, притом как экстероцептивного, так непременно и интероцептивного происхождения» [188, с. 267] – а значит, это результат адаптационных механизмов индивидуального онтогенеза каждого организма, которому доступны безусловные и условные рефлексы. Эмоциональные/аффективные реакции представляют результат работы первой сигнальной системы (по И. П. Павлову), когда их “сдерживание”/регулирование и активное грамотное задействование речи является работой второй сигнальной системы, что должно составлять преимущественную часть взрослого человека в сравнении с ребенком [189]. В онтогенезе функция претерпевает морфофункционально реорганизацию в мозге и в разные периоды (последовательного развития) морфофункционально представлена не одинаково [190]. К сожалению, апеллирование к аффекту является главным–распространенным инструментом для управления обществом [191].
«Положение, согласно которому психические процессы не образуют замкнутого в себе мира «чистой» субъективности, обособленной от внешнего, материального мира, относится не только к познавательным, но и не в меньшей мере и к «аффективным» процессам. Стремления и желания, эмоции и чувства возникают в силу того, что отражаемые нами предметы и явления действительности затрагивают наши потребности и интересы и выражают нашу связь с миром, нашу привязанность и тягу к нему. Неверно даже для органически обусловленных влечений положение Фрейда, что объект – «самый изменчивый объект влечения, с ним первоначально не связанный».
На самом деле, лишь связавшись со своим объектом, влечение из более или менее неопределенной тенденции превращается в действенную силу. Еще значительнее роль объекта в стремлениях и чувствах, не сводящаяся к элементарным органическим потребностям. Стремления и чувства человека детерминируются не односторонне изнутри, а определяются взаимоотношениями индивида с внешним миром и представляют собой не чисто субъективное состояние индивида, обособленного от внешнего мира, а выражают отношение индивида к миру, связь с ним <…> Психическая деятельность в целом является связью индивида с объективным миром, а не чисто субъективным выражением обособленного субъекта, замкнутого в себе и уединенного от мира.
Исходные посылки для преодоления субъективизма в трактовке психического должны быть заложены уже в понимании его природного происхождения. Эти предпосылки заключены в том положении, что психические явления возникают в процессе взаимодействия индивида с миром, в результате воздействия мира на него. Вещи и явления действительности, таким образом, изначально причастны к самому возникновению психических явлений, которые их отражают. Эти посылки дает рефлекторная теория психической деятельности» [38, с. 170].
В частности, «у человека <…> возбуждение полового влечения происходит не только количественно сложнее, но и качественно иначе, чем в… механизме низших животных. Нет таких простых раздражений, исходящих от полового объекта, которые бы, в силу врожденного приспособления, приводили в действие рефлекторный механизм полового влечения человека. Иначе говоря, механизм этого влечения не имеет какого–либо врожденного воспринимающего аппарата (рецептора) на какие–либо простые раздражения, исходящие от полового объекта. В родовом развитии от животного к человеку эти врожденные воспринимающие аппараты полового влечения были как бы утеряны, – вероятно, они были заглушены возрастающей сложностью и пластичностью работы нашего мозга. Действительно, у человека нельзя указать такого простого, врожденного возбудителя.» [192, с. 109].
Заключение.
Неучет/немотивированное игнорирование в гуманитарной отрасли Отечественного научно–культурного опыта (трудов И. М. Сеченова, И. П. Павлова, С. Л. Рубинштейна, Н. С. Мансуров и др.) видится в том, что уже тогда ученики недостаточно полно/ясно понимали труды собственных учителей (перечисленных лиц), о чем сами сообщали в личных трудах [18, 193]. Значит ли это, что продолжение Отечественной школы в отрасли гуманитарного знания (психологии) невозможно? – совсем нет. Напротив, необходимо “воскрешать” собственное научно–культурное наследие, его осмыслять и пересмыслять, при необходимости адаптировать к актуальным научным вызовам. Это необходимость в сохранении самобытности русской культуры, что особо остро ощущается в текущие дни. Вероятно, «простота–и–легкость» западных теорий психологии привлекала молодых специалистов тем, как все объясняется «наглядно–предметно», что нет требования к “глубокому анализу”, анализу вообще. Все свелось к бихевиористической модели S–опыт–R и исследовательская активность каждого ограничилась написанием псевдонаучных публикаций ради премий, свидетельств об образовании и пр.; но не стремление к знанию, что составляет собственно мыслительную деятельность, движет современными исследованиями. Опасность капиталистической мысли усматривали еще Отечественные психологи, которые предупреждали о последствиях буржуазного мышления – сведения всякой, и в том числе научной, деятельности преимущественно к финансовой выгоде, номинальному продвижению по вертикали социального лифта. «Буржуазное мышление» здесь употребляется не как оскорбление или “издевка”, а как указание на «господствующий класс», предопределяющий развитие всего общества. К каким последствиям в психологии приводит господство капиталистической мысли отражено в работе Н. С. Мансурова «Современная буржуазная психология: критический очерк».
«Современный человек как будто бы изменил направление своей внутренней трансформации: он пытается сначала изменить <…> свой внешний имидж, жилище <…> так, чтобы они сами собой изменяли его внутреннюю суть, его «Я»» [156, с. 73]
«На наш взгляд, «кожа» человека может стать метафорой лица человека. Кожа, как мы предполагаем, становится неким метафизическим органом. В современной философии не случайно много пишут о тактильном характере социальной коммуникации; категорией становится «касание». Следовательно, я «кожей» касаюсь Другого, а не поворачиваюсь к нему лицом. Люди действительно боятся глубоких, длительных отношений, а довольствуются легкими касаниями друг к другу, которые ничего не меняют в их судьбах, внутренних мирах и не требуют от них ответственности. Они сталкиваются, как атомы, но не образуют при этом каких–то новых сущностей, и опять отталкиваются…» [156, с. 77]
Психология как духовный институт могла быть призвана в качестве инструмента, ориентирующего общество на познание, однако сейчас эта функция замещена упразднением всякой подлинно мыслительной деятельности на «саморазвитие» и «саморефлексию», все больше отчуждающие людей друг от друга; все больше заставляющие работать по «первой сигнальной системе», игнорируя вторую. Особенно контрастно заметен переход к преимущественному использованию первой сигнальной системы являются инструменты голосовых сообщений и видеосообщений. При всей экономии времени по передаче информации подобные инструменты упраздняют необходимость в развитии второй сигнальной системы, напомним следующее: «…Мышление и речь не совпадают. Говорить – еще не значит мыслить. (Это банальная истина, которая слишком часто подтверждается жизнью.) Мыслить – это значит познавать; говорить – это значит общаться… Мышление – работа над познавательным содержанием мыслей, получающих в речи языковую оболочку, отличная от работы над самой речью, над текстом, выражающим мысли…» [38, с. 168]. Ведь в голосовых и видео– сообщениях основное содержание (по логике вещей) отводится интонационных и иным невербальным характеристикам, что буржуазной мыслью в скором времени стало называться «эмоциональным интеллектом» (таким образом сводя мышление к эмоциям4), и вместе с тем подобные характеристики мало или недостаточно задействованы у людей на практике [194]. Противоречивым представляется ответ респондентов на вопрос об использовании голосовых или видео– сообщений в пользу «экономии времени» (а не отсутствия возможности) в сравнении с текстовым вариантом сообщения [195] – письменная (в т.ч. “печатная”) речь представляется морфофункционально–энергоемкой по отношению к устной.
Личность же – культурный феномен; вид отношения одного человека к другому (в коллективисткой культуре); православное отношение к другому человеку, вера в ответственность человека за результирующие эффекты его деятельности, повышенная рассудочность и рефлексивность. Человек действует не в соответствии с “личностными интенциями”, а в согласии с положениями системно–деятельностного подхода – эволюционными принципами устройства нервной системы в целом.
Видится успешным отказ от использования концепта личности в психологии, по крайней мере, клинической психологии, где диагностические критерии должны быть строго определены. Действительно, область практической / общей психологии, консультирования может активно использовать концепт личности в силу собственной специфики развития научной мысли – оказание психологической поддержки человеку с отсутствием клинико–диагностически важных характеристик (работа с нормотипичными лицами). Специалисту–психологу важно понимать, почему он использует этот термин (личность), для чего, какое влияние оказывает это слово на неспециалистов и на смежных специалистов.
Рассуждение о структуре личности неизбежно приведет к культурным основаниям в осознании жизни и не найдет общемирового понимания – психология личности “обречена” на вечное соревнование культур за правильность жить и организовывать пространство. Некоторые культуры преуспевают во влиянии на другие культуры, поэтому важно отслеживать сохранение исторической духовности своего народа и ему содействовать, а не отказываться – в пользу мнимой индивидуальной пользы. Особенно важно учитывать специфику русской культуры – активное принятие опыта соседей; это “заложено” в русского человека. Грамотная организация системы просвещения позволит успешно содействовать поддержке культурного уровня.
Контекстные замены слова “личность” в профессиональной среде позволят строго определить направленность методик, тему в рассуждениях ученых гуманитарных специальностей и пр. Под контекстными заменами подразумевается замещение слова “личность” там, где сейчас оно активно «профессионально» задействуется – диагностика, концепты и теории, – на более удачные определения. Это не отказ от имеющихся эмпирических материалов, а предложение “взглянуть на них по–другому/сообразно диалектическому материализму”.
«Не думай, что упавшие «истины», отставленные в стороны доводы – пропащий труд. Если это плод добросовестного исследования, то в них непременно содержится часть истины, и она будет выделена. А чем дольше и упорнее держалось ложное представление, тем бо́льшая победа одержана, тем освещен более обширный и более таинственный отдел явлений природы, когда устраняется, наконец, это ложное представление. Чем дольше держались ошибки, тем перед более мудрой загадкой стояла наука. И поправка этой ошибки есть шаг к решению этой загадки» ©И. П. Павлов [196, с. 59].
Благодарности
В процессе данного “исследования” я обращался ко многим лицам на самых разных этапах, что не могу не выделить в «Благодарностях».
Признателен Евгении Сергеевне Набойченко, декану Факультета психолого-социальной работы и высшего сестринского образования, заведующей кафедрой «Клинической психологии и педагогики» (УГМУ, Екатеринбург), доктору психологических наук, профессору, главному внештатному клиническому психологу Минздрава Свердловской области, за поддержку концептуальной модели научной статьи, дизайна исследования; Татьяне Станиславовне Вершининой, кандидату филологических наук, доценту, старшему преподавателю кафедры клинической психологии и педагогики (УГМУ, Екатеринбург), – за утверждение и сопровождение лингвокультурологической части исследования, организацию консультационных встреч со специалистами–лингвистами (русский, английский языки); Татьяне Владимировне Смирновой, декану деканата иностранных студентов (УГМУ, Екатеринбург), кандидату культурологии, доценту кафедры философии, биоэтики и культурологии, – за утверждение и сопровождение культурологической и философской части исследования; Ольге Юрьевне Ольшванг, заведующей кафедрой иностранных языков (УГМУ, Екатеринбург), кандидату филологических наук, – за лингвистический анализ (для английского и французского языков) слова «личность».
Автором выражается благодарность Михаилу Юрьевичу Мухину, доктору филологических наук, профессору кафедры фундаментальной и прикладной лингвистики и текстоведения и кафедры лингвистики и профессиональной коммуникации на иностранных языках при УрГУ, за консультации по концептосфере русского языка, а также Игорю Евгеньевичу Харлову, ученому секретарю кафедры ЛиПКИЯ и руководителю ОП «Когнитивные нейронауки» при УрГУ, за предоставленные англоязычные источники по этимологии слова “личность”. Признателен Татьяне Владимировне Валиевой, кандидату психологических наук, доценту кафедры клинической психологии и педагогики при УГМУ, за консультации по части методов статистической обработки данных в психологии. Благодарен Вере Владимировне Токаревой, доценту, старшему преподавателю кафедры клинической психологии и педагогики при УГМУ, за комментарии по части психофизиологических, лингвокультурологических и психолого–методологических вопросов соотношения духовности, сознания и личности. Отдельные слова благодарности автором адресуются к студентам 2–го курса (2021–2022 уч.гг.) «Клинической психологии» УГМУ за содействие данному проекту и оппонирование в рамках обсуждения заявленных тезисов.