– Посылочку привёз, передать на корабль надобно, – и он небрежно спихнул паренька с лошади, тот буквально стёк на землю – точно без сознания.

Сейчас стало хорошо видно, что мальчишку били, причём безжалостно. Лицо в ссадинах, нос разбит в кровь, один глаз посинел и распух. Вот же сволочь!

– Эээ… великовата посылочка, – разглядывая мальчишку, выдавил Молес. – Велено не старше десяти привозить, чем младше, тем лучше. А тут все четырнадцать будет. Такие уже не дрессируются.

– Тринадцать, – поправил приезжий. – И дрессируются все, нужно только верный метод применить. А этого возьмут, уж поверь, с руками оторвут. Дракон это.

– Да ладно! – ахнул Вирток. – Откуда ж такой взялся? Да драконы своих драконят пуще золота берегут, да и не бывает среди них сирот, батьки-то бессмертные, со своих детёнышей глаз не спускают.

– Это про которых знают. А этот ублюдок неучтённый, поздно обратился, папаше и сообщать не стали.

– Денежки тянули, – понимающе хмыкнул Молес.

И я тоже поняла, о чём он. Если у дракона на стороне ребёнок родился, он на его воспитание хорошие деньги давал, да присматривал, не обретёт ли тот крылатую форму. Таких, кто обращаться мог, папаши сразу к себе забирали. А кто так человеком и остался – на того деньги до самой смерти шли.

– А чего ж дохода лишаться? – согласился приезжий.

– Так чего вдруг избавиться решили? – влез Вирток.

– Папашка его решил парня забрать в какое-то военное училище. Негоже, мол, хоть и бастарду бескрылому, в крестьянах жить, подрос – пусть учится да карьеру делает. Кто ж знал, что так выйдет? И что теперь? Денег-то всё одно лишимся, да только можно и головы заодно, если прознает дракон, что два года его морочили, сына крылатого скрывали.

– Так всё равно ж потребует дитёнка-то, раз забрать решил.

– А нету его. Утоп в речке, – усмехнулся приезжий. – Не надо было на омут купаться ходить.

– Твоей жёнки ублюдок-то? – прищурился Молес.

– Моей, – кивнул приезжий. – Тринадцать лет кормил-поил, и теперь за него в петлю не хочу. Так возьмёшь? По цене волчонка отдам, в десять раз наваришься.

А я вдруг поняла – врёт. Не его это парнишка, ну какой с него крестьянин в такой одежде и с таким говором. Нет, в основном он старался по-деревенски говорить, но частенько сбивался на правильную городскую речь. Уж я разницу знала, мама моя в столице в академии училась до моего рождения, и разговаривала так, как там говорят. И меня научила.

Я тоже могла и деревенским говорком общаться – а как иначе, все у нас в деревне так говорили, – но и городскую речь не забыла. И отлично видела – притворяется приезжий. Может, Молес и поверил, что перед ним крестьянин, который городским пытается прикинуться, а я-то видела – наоборот всё.

– Так что, берёшь? – продолжал в это время уговаривать приезжий, вновь перейдя на городской выговор. – Если нет, я его быстро в ближайшую речку определю. Сам-то не много потеряю, а вот ты мог бы хорошо заработать.

– Бери, дядько Молес, – Вирток пихнул родственника в бок. – Есть же ещё ошейники.

– Мне ещё двоих по дороге забрать надо, – отмахнулся Молес. – Да не то беда, ошейник запасной и правда есть. А вот денег не хватит. За полцены отдашь?