– А то! Я столько младенцев на своём веку повидала, уж поверь, красотка у тебя родилась, – ворковала немолодая женщина, радуясь, что новоявленная мать вся сосредоточилась на дочери. – Конечно, сейчас-то страшненькая, да как иначе? Думаешь, легко на свет пробиться? А вот отдохнёт немного твоя доченька, посветлеет, личико разгладится – сама увидишь, какое чудо родила. Имя-то придумала уже?
– Эд хотел сына Киммерлином назвать.
– Так пусть Киммерлиной будет. Чем не имя?
– Киммерлина? Красиво. Только не слышала я раньше такое, – слегка растерялась молодая мать.
– Ну, так и что? Будет у твоей чудесной доченьки особое имя. Которого ни у кого больше нет.
– Киммерлина, – женщина с нежностью погладила макушку, покрытую чёрным пушком. – Кимми. Пусть хотя бы имя у тебя будет… от папы.
Глава 1. Похищение.
Я мчалась за повозкой по обочине дороги, радуясь, что, как и любая ящерица, очень быстро бегаю. Иначе давным-давно уже отстала бы и упустила из виду тех, кто похитил моих братишку и сестрёнку. Точнее, не похитил, а просто увёз, купив у дядьки Грода. Но я с этим была не согласна и потому мчалась сейчас по густой траве, подныривая под ветки кустарника, выбирая момент, чтобы запрыгнуть в повозку.
Дорога была мне знакома, по ней отчим несколько раз возил нас в город на ярмарку, где продавал выделанные шкурки пушных зверей. И я знала, что уже скоро будет такое место, где ветки старой раскидистой берёзы нависнут над дорогой. Это был мой шанс, поэтому я припустила изо всех сил, обогнала повозку и взобралась на берёзу, радуясь, что мои цепкие лапки с коготочками позволяли мне не только по деревьям лазить, но даже по потолку бегать.
Вот когда я порадовалась, что уродилась таким «убожеством» – не красивой волчицей, как моя мама, да и вся наша стая, а мелкой ящерицей. И хорошо, что никто об этом не знал, кроме отчима и Луки с Силли, конечно. Отчим, когда впервые меня во втором облике увидел, сплюнул, от души выругался, а потом велел никому о таком позорище не рассказывать и на глаза не показываться.
Кто мой отец, никто не знал, а поскольку в положенное время я второй облик не обрела, все решили, что он человеком был, в него я и пошла. Мама молчала, только как-то сказала, что мой родной отец отрёкся от меня, сказав, что мама ему изменила, и прогнал нас. И спросить уже некого – мама умерла от родильной горячки незадолго до того, как я впервые обернулась. Говорят, так бывает – оборотень от испуга или горя – а я тогда аж поседела в одночасье, – может раньше срока второй облик обрести.
Но не в двенадцать же лет! Обычно дети оборотней своих зверей года в четыре обретают, реже в пять. Иногда, если случится что, то и в три – как сын кузнеца, который чуть в речке не утоп, там же и обратился впервые, на берег уже щенком выплыл. А на меня давно все рукой махнули, неполноценная, что с меня взять?
И даже второй облик мне достался совершенно бесполезный – ящерица размером с крысу. Сейчас-то я подросла немного, с кошку уже, да только всё равно от меня толку чуть. Человеком я гораздо полезнее – сильный бытовой маг. Потому меня отчим и защищал от парней, не позволял испохабничать – работница в доме нужна была. Замуж-то меня никто не брал, кому нечистокровка в жёны нужна, от такой и дети могут неполноценными родиться. А вот на сеновал затащить – это они легко. Года три назад Смул, отчим мой, потрепал пару таких, приставучих, остальным сказал, что загрызёт, если кто пальцем меня тронет. Молодые оборотни его побаивались – и мужик он сильный был, хоть и немолодой уже, и волк матёрый, – больше никто меня не трогал. И на том спасибо.
Прежде я очень жалела, что не была такой, как все – нормальной серой волчицей. Уже и замуж бы вышла, может, и щенка уже нянчила. Но вот сейчас, повиснув на тоненькой ветке над дорогой, я очень даже радовалась и своему мелкому размеру, и цепким лапкам, и серовато-белой чешуе, которая могла отражать то, что вокруг меня, и сейчас я тоже была вся зелёная и в листочках. Никто не разглядит.
Дождавшись, пока подо мной пройдут кони, потом проплывут два мужика – один правил, другой просто сидел рядом, они о чём-то болтали и поднять голову вверх не додумались, – потом какие-то мешки и тюки, я отцепилась от ветки и шлёпнулась на солому между двумя волчатами – Луки и незнакомым.
Оба вскинулись, брат радостно взвизгнул, другой, заметно мельче, шарахнулся в сторону, испуганно затявкав сквозь стягивающий пасть ремень. Все три волчонка были буквально замотаны в ремни – связанные лапы, стянутые пасти и, что особенно странно – на всех троих были ошейники, при том, что привязаны они ни к чему не были. Зачем в этом случае ошейник – не понимаю!
– Эй, вы что там растяфкались? – рявкнул тот, что правил. – А ну, заткнулись живо, а то кнута отведаете! – и он приподнял руку, показав кнут, которым время от времени подстёгивал лошадей.
Волчата притихли, только незнакомый едва слышно скулил, уткнувшись мордой в солому.
– Тшшш… тише! – шепнула я, гладя Луки а потом, оббежав его, обняла Силли, которая ёрзала, пытаясь ткнуться в меня носом, прижаться. – Я здесь, я с вами. Я никогда вас не брошу. Лежите тихонько, а я придумаю, что можно сделать.