2. Старик

Найти парня было не так просто, как мне бы хотелось. Следом потянулась мучительная, длинная неделя, наполненная псевдоважными делами. В полицию мы с Ринатом ходили почти каждый день, и это было страшно. Мы в один голос рассказывали про то, что Иван не мог уехать из города, что мы видели его дважды в тот день, сначала я, затем Ринат. Родители ловили нас после каждой беседы, длившейся порой по часу. Когда перестали, мы начали ловить друг друга сами. У Рината забрали телефон с фотографиями Танькиных синяков, и мы поняли, что надо быть осторожнее. Благо, такие же снимки были и у меня.

Учителя вдруг решили, что пора втягиваться в учебу, а про Таньку можно забыть, и начали спрашивать с меня по всем предметам, а я ничего не знала, ни слова; учебники со свистом вылетали из головы. Каждая строчка давалась с трудом, а я думала, как доказать, что Таньку убили.

Однажды, после школы, мы сидели с Ринатом на площадке возле моего дома и молчали, потому что сказать было нечего. Мы толкались ногами от земли и ехали по кругу на грубом подобии карусели. Накрапывал мелкий дождик, дети убежали домой играть в приставки. Для октября было очень и очень холодно. Наши сумки валялись на земле, моя на Ринатовой – в последнее время он стал совершенным джентльменом, я даже узнать его не могла. Всю дорогу проносив звание первой партии нашей старенькой школы, он вдруг оказался обычным хорошим парнем, чем ужасно меня удивил. Вообще, у него была девушка, Ирка из одиннадцатого «Б». И какого черта именно Ринат ходил со мной везде, а другая Танькина подружка и ее первая любовь, Стрельцов, только взгляд отводили, я решительно не понимала.

Он хмурился, я чувствовала себя вымотанной. Уставшей, никакой, серостью, а не русо‑рыжей Маргошкой. Да и то сказать, за последние дни успела привыкнуть к беспощадному коверканному «Марготу».

– Ты учиться будешь? – спросил Ринат вдруг как‑то злобно.

Я замялась, задумалась и провела рукой по волосам, немытые, надо бы в душ. Не ужасные, но пора, совсем распустилась. Танька надавала бы по шее, подумать только, пошла чуть не на свидание с самим Ханом, а выгляжу черт знает как. Мечты‑мечты.

– Я не вижу, – сказала я. – Читаю в учебнике и не вижу. Алгебра мимо пролетает. Не понимаю. Все время про нее думаю.

– Что отчима в городе не было?

Я вскинула глаза на Рината. Его полудлинные волосы прилипли к лицу, а взгляд был серьезный.

– Ты упал и ударился, что ли? – тихо уточнила я.

– Я – нет. Мне отец говорит, что таскать нас будут, пока не замучают совсем и пока мы сами не скажем, что не знаем, кого тогда видели.

Я вздрогнула и снова оттолкнулась ногой от земли. Попала в лужу, чертыхнулась. Отец у Рината был адвокатом, но не таким, как мечталось самому Ринату и как показывали в «Форс‑мажорах». Он занимался почти что благотворительностью, хотя образование позволяло работать на крупные фирмы. Ему определенно стоило верить.

– Слушай, там все на мази уже, – продолжил Ринат. – Одни мы придерживаемся другой точки зрения. Им хочется, чтобы все было красиво, неужели сама не понимаешь? Но если надо, нас уломают любыми способами.

– И что ты предлагаешь? – вздернулась я, поправляя основательно промокший бомбер. – Что, Ринат?

– А ты – что?

Я подумала и сказала самую очевидную вещь на свете:

– Я сдохну, но ничего не подпишу.