Я старалась отрешиться от боли, не думать о плетке, что до крови полосовала мою спину, о людях, что с интересом на это смотрели и указывали на меня пальцами, посмеиваясь. Мыслями я была далеко, мой взгляд бездумно блуждал по их лицам. Внезапно заметила в отдалении фигуру господина Штейна. Он стоял напротив меня вместе с писательницей, с которой мы приехали сюда, улыбался, а его левая рука неспешно оглаживала ее бедро. Женщина хмурилась, но терпела. На ее шее были свежие синяки.

В этот момент что-то светлое, доброе во мне умерло, уступив место обжигающей ненависти. Если бы дар материализации остался со мной, я бы уничтожила начальника рудников. Прямо здесь. Напротив постамента. А так… Просто стояла, привязанная к столбу, ритмично вздрагивала от ударов и прожигала господина Штейна испепеляющим взглядом. Улыбка на его жирном румяном лице с двумя подбородками угасла. В глазах появилась тревога. Он опустил руку и ушел подальше от позорного столба.

Начальник рудников меня испугался. Испугался связанной, ослабевшей, не способной проронить ни слова девчонки! Эта мысль придала мне силы. И я сказала себе, что не сломаюсь после такого унижения и такой боли. Наоборот, стану сильнее и во что бы то ни стало отсюда убегу. Вместе с Томми.

После экзекуции меня отвели в медпункт. Точнее, принесли на руках и бросили на кушетку, потому что на ногах я еле держалась. Господин Нейман хмуро на меня посмотрел, тяжело вздохнул и попросил охранников удалиться.

– Кара, Кара, что ты творишь… – бормотал он, обрабатывая мои раны. – Таким, как ты, здесь нельзя пытаться тайком выносить из столовой еду.

Я повернулась на бок, скосила на него глаза, полные гнева и возмущения.

«Я не воровка!» – мысленно прокричала ему.

– Голос не появился? – решил сменить тему господин Нейман. Я отрицательно замотала головой и отвернулась. – Понятно. К утру ты можешь почувствовать, что скованность в горле прошла, но все равно пока не пытайся разговаривать. Побереги свои голосовые связки. И помни, наша сделка пока в силе.

Я изобразила некое подобие кивка.

Кроме антибиотика, доктор вколол мне обезболивающее с легким седативным эффектом и оставил у себя на пару часов. Пока я лежала на кушетке в полубессознательном состоянии, он говорил:

– С таким характером долго ты здесь не протянешь… Нет, надо что-то делать. Я знаком с господином Ферреном. Не так чтобы мы были с ним в хороших отношениях, но я попробую написать ему письмо и попросить тебе помочь. Он сможет.

«Если захочет», – мысленно добавила я. До сих пор ведь так и не решился. Я что-то простонала и отрицательно замотала головой.

– Нет, не спорь. Ты не понимаешь, что тебя ждет. Если у тебя появится возможность отсюда сбежать, беги обязательно.

Слова господина Неймана только укрепили мое стремление устроить побег. Хотя он и имел в виду совершенно другое.

К вечеру охранники перенесли меня в барак. Бросили на койку, как мешок с картошкой, и удалились. А я провалилась в тяжелый болезненный сон. Мне снился Шон. Как мы с ним танцевали во время бала иллюзий, как летали на его лазурном портокаре, как ходили в кино… Во сне я прижималась к его горячей груди в нашем пентхаусе и чувствовала себя в безопасности.

Былые воспоминания дарили иллюзию защиты и не давали слишком рано вынырнуть из приятного забытья. Во сне я снова переживала ключевые моменты наших с ним отношений, слышала его голос, циничные слова, сопоставляла их с его поступками…

Странно, но спустя двое суток я проснулась с мыслью, что Шону моя судьба все-таки небезразлична и он меня отсюда вытащит. Только ему такое было под силу. В душе затеплился слабый огонек надежды. Я ненавидела себя за то, что мечтала о помощи Шона, но еще больше ненавидела его за то, что он оказался прав. Поэтому подавляла в себе все опасные, разрушительные мысли, сконцентрировавшись на идее побега.

«Ложь».

Вот что ответил господин Феррен на письмо господина Неймана. Он не поверил, что я молила его о помощи. Слишком хорошо меня знал. Когда доктор развернул полученную записку, я испытала разочарование с примесью горькой радости, порожденной обидой и уязвленной гордостью. Но разочарования было больше.

– Ты должна написать ему своей рукой, иначе помощи от него не добиться, – говорил доктор, проверяя едва начавшие заживать раны на спине. – Господин Феррен бывает очень упрямым. Наверное, ты его чем-то обидела, разозлила, раз он…