Я вдруг на секунду замер, опять подумав – не внедрил ли я в голову своей подруги кое-что побочное, не то, что хотел? Например – случайно внушил, что она меня обожает и жить без меня не может. Сознательно я этого сделать не мог, не было такой цели, но вдруг вышло так, как… вышло?!

Плохо. Очень плохо! Нет, не то плохо, что она любит меня. Плохо то, что теперь я никогда не буду уверен, что Варя любит меня на самом деле, а не подчиняется моему посылу, моему внушению. Может, надо было все-таки ее прогнать? Когда она пришла в мой дом? М-да… настроение тут же испортилось.

А вообще – на кой черт я задумываюсь? От многия мысли – многия печали, если перефразировать. Живи, как считаешь нужным. И будь что будет!

Здание, в котором находилась Арена, было таким, каким мне запомнилось с последнего посещения. Не изменилось ничего, кроме того, что теперь его местами покрывал слой инея и снега, сверкающего на солнце. Почему-то вдруг подумалось, что в таком большом здании сейчас должно быть холодно в такой мороз.

Внутри было не холоднее, чем в нашей квартире. Варя так и тащила с собой здоровенную сумку, и охранники на входе посмотрели на нее весьма подозрительно, однако не остановили. Вряд ли кто-то решил протащить сюда бомбу, особенно если этот «кто-то» красивая молодая девушка, при одном взгляде на которую захватывает дух.

Я не знал куда идти, потому спросил у охранников, и они указали мне на раздевалку для участников, а еще – на мужчину в строгом костюме-тройке, назвав его Виктором Палычем. Этот мужчина, как я понял, был чем-то вроде распорядителя, перенаправляющего поток прибывающих сюда зрителей и бойцов в предназначенные для них «ячейки». Обычное дело, ничего нового. Вся эта суета мне давно знакома и немного даже приятна. Как будто я вернулся на несколько лет назад, когда все было ясно и понятно, а еще – жив был мой тренер.

Через десять минут я уже знал, куда мне идти. Нет, в хорошем смысле – куда идти. Мне – в раздевалку, Варе – на трибуну, где были специальные места для сопровождающих. Как оказалось, каждый из бойцов мог привести с собой одного человека – бесплатно. Ну… вроде как тренера или группу поддержки. Остальные – за «символическую» плату всего в две тысячи рублей. Варя аж поперхнулась, когда узнала о цене вопроса…

Кстати сказать, я почему-то и не задумывался – а вот если бы мы вдвоем приехали и Варю не пустили бы внутрь? Что тогда делать? Сидеть в машине? Греться в салоне от заведенного двигателя?

Как-то я слишком уж халатно подошел к этому вопросу, ничего как следует не выяснил. Хорошо, что тут так налажено дело. Хмм… мд-а. Хорошо ли?

Раздевалка была другой, не та, в которой я переодевался первый раз. Большая, просто огромная. И полна – под завязку. Кого тут только не было! Всякой твари по паре! Парни вроде меня – в спортивных трусах, по виду то ли боксеры, то ли самбисты, каратеки в расшитых кимоно, ушуисты – этих можно отличить от каратек по отсутствию набитых костяшек.

У истовых каратек на руках уродливые мозоли, которые явились следствием набивания о твердые тупые предметы. Доски, стены, головы. Так-то забавная штука, да, но я никогда этого не понимал – зачем? Есть десятки способов повергнуть противника, не разбивая доски и камни. Или, может, они предварительно лишают супостата силы духа, разбивая перед ним кирпич, украденный со стройки? Увидит противник, как ты уничтожаешь каленую глину, и сдастся без боя. Наверное, так!

Вероятно, я ухмылялся, глядя на могучих разбивателей кирпичей, потому что один из них, тот, что стоял поближе, заинтересовался моей улыбкой и осведомился, не стереть ли ухмылку с моего поганого педерастического лица. Я любезно ответил, что этого делать пока что не стоит, так как за драку в раздевалке меня, вполне вероятно, удалят с состязаний – нельзя же калечить таких придурков, как он, вне Арены. Но если мы с ним встретимся на Арене, я предоставлю ему такую возможность, оставляя за собой шанс сделать из него приличного евнуха. Что, впрочем, никак его не изменит, импотента поганого.

Мой вежливый, культурный и, главное, логичный ответ не удовлетворил оппонента, и он разразился в мой адрес площадной бранью, на которую я лишь улыбнулся и пропустил все гадости мимо ушей.

Я всякое видал. Если кто-то думает, что спортивные соревнования детско-юношеских школ проходят всегда мирно и без эксцессов – он ошибается. Многие из пацанов, которые занимались и занимаются боксом (впрочем, как и другими единоборствами), выходцы из неблагополучных семей, а часть из них вообще настоящая шпана, которую от отсидок спасает только бокс и конкретно – боязнь вылететь из спортшколы. Для них спорт является возможностью подняться над своим социальным статусом, фактически вылезть из той помойки, в которую их загнала жизнь. Я их понимал, хотя и не особо сочувствовал. Так уж случилось, и я в их проблемах не виноват. Дай им возможность, и они вырвут у меня сердце, чтобы не сдохнуть с голоду. Почему я должен их жалеть, если они не пожалеют меня? Увы… это правда жизни.

В раздевалке обнаружился свой распорядитель – угрюмый мужик лет сорока, двухметрового роста, эдакий Куинбус Флестрин, «Человек-гора». Настоящий Гулливер среди лилипутов. По моим прикидкам, у него рука была толщиной с мою ногу, а вес кило под двести. Вот попробуй попадись такому в захват – сломает, как сухую тростинку!

Сразу прикинул, как вырубить этого гиганта, и пришел к выводу – главное, не попасть ему в руки. У такого мастодонта скорость определенно должна быть снижена.

Впрочем, не мне об этом заботиться, я же Супер-Альфа, так что он сломать меня не сумеет. Скорее – я его порву.

И вдруг опять мысль – а неплохо было бы вернуться в большой спорт! Официальный статус чемпиона Олимпиады, деньги, слава…

И снова равнодушно отбросил от себя мимолетное желание быть вечным чемпионом. Не интересно. Раньше, несколько лет назад, было бы интересно, сейчас уже нет. Не знаю – почему. Ну вот бывает так, перегорел, и все тут. Суета сует – все суета!

Человек-гора быстро утихомирил настырного каратеку, просто посмотрев ему в глаза тяжелым, каменным взглядом, потом молча поманил меня за собой и, раздвигая толпу, как ледокол «Ленин» паковый лед, привел к не занятому шкафчику, на который почему-то до сих пор никто не покусился.