– Кто это сказал? Шаг вперёд.

От стенки отлепился невысокий мужичонка лет сорока пяти – пятидесяти с небритой, впрочем, как и у всех здесь, физиономией.

– Фамилия?

– Куприянов.

– В карцер его. Остальным спать, завтра с вами следователи разбираться будут.

Вот так вот, особо не заморачиваясь. Понял, что ни от кого сейчас правды не добьётся, решил хотя бы на одном отыграться, не вовремя предложившем свой вариант физического увечья уголовника. Несчастный Куприянов в моих глазах выглядел сейчас новоиспечённым Иисусом, взявшим на себя грехи пусть не всего человечества, то хотя бы одной камеры.

До утра я так и не сомкнул глаз, как, вероятно, и все остальные. После завтрака Костыля увели на допрос, подозреваю, что в связи с ночным происшествием. Возможно, он был обычной наседкой и регулярно стучал начальству изолятора на сокамерников. Даже, скорее всего, так и было. Вернулся блатной примерно через час, с непроницаемой физиономией, на которой красовался фингал вроде моего. Но это было результатом ещё ночных разборок.

А мне стало чуть лучше, кровь с мочой уже не шла, и я даже нашёл в себе силы посетить баню. Туда тоже водили небольшими группами по двенадцать человек. Баня была основательная, с кафельными стенами, а около печей трещали сверчки, придавая помывке какой-то сюрреалистический колорит. Мылился я аккуратно. Не в том смысле, что боялся уронить мыло, потому что нагибание за ним в такой среде известно к чему могло привести (хотя блатные и мылись в другой группе). Просто левый бок превратился в сплошной синяк, и каждое прикосновение к нему причиняло серьёзный дискомфорт. После помывки показал его надзирателю, заявив, что рёбра сломаны, и попросился к врачу.

– Точно сломаны? – недоверчиво спросил молодой охранник.

– Клянусь здоровьем товарища Ежова!

– Ты, это, думай, что говоришь-то, – заозирался парень. – Ладно, пойдём отведу.

В медсанчасти меня осмотрел всё тот же, похожий на дедушку Калинина, врач с седоватой бородкой клинышком, который встречал меня во время поступления в Бутырку.

– Рёбра сломаны, говорите?

– Скорее треснули, насколько я могу судить.

– А мне сказал, что сломаны, – вскинулся вертухай.

– Сейчас выясним, – успокоил его врач.

Пропальпировав мой бок, «Калинин» покачал головой:

– Действительно, в двух рёбрах трещины. Вы, случайно, не медицинский заканчивали? Политехнический? Ну, тоже хорошо, уважаю образованных людей.

Туго обернув мой торс бинтом, на прощание посоветовал по возможности соблюдать покой, лишний раз не наклоняться, а через неделю пообещал посмотреть меня снова.

– Ну, если следующий допрос будет таким же, как предыдущий, то, боюсь, не только треснутых, но и сломанных рёбер прибавится, – грустно пошутил я.