Фейс, очевидно, в какой-то момент понял, догадался, что могло означать послание, поэтому и бросился следом за ним и Дрейком в банк. И ведь в самую последнюю секунду перед тем, как открыть чертову ячейку, и сам понял, что в ловушке.
— До Майами двадцать четыре часа ходу, — изумленно прикинул Айзек, но думал он совсем не об этом. — Неужели…
— Я не знаю.
Они встретились взглядами.
— Сдаться всегда успеешь, — решительно заключил Айзек.
— Сможем?
— Сможем. У меня по пути есть еще знакомые с тачками.
— Отправляй Адаму данные, пусть запускает прямо сейчас. Завтра у Дрейка будет столько проблем, что ему будет не до нас. Если у Кролика действительно есть то, что нам нужно, понадобится время, чтобы это использовать.
70
Сколько раз я мечтала об этом моменте? В руках лежали ключи, на темной смутно знакомой улице — тишина, нарушаемая чавканьем крупных капель дождя, тусклый фонарь едва обозначал мокрые ступеньки, но я все не решалась сделать шаг. Так и стояла, тяжело дыша. Мне не нужен был мой дом — пустой и одинокий, выстуженный и мертвый. Ничего там не было из того, к чему бы я теперь рвалась. Все самое дорогое осталось где-то далеко.
О Киране мне так никто ничего и не сказал. Меня выперли из отделения, даже не позволив найти агента Фрейдли. Теперь у меня даже номера его не было. Решилась набрать Кирана я только у дома, и теперь автоответчик, как заведенный, сообщал мне раз за разом, что номер абонента выключен.
Вот и все.
Я прикрыла глаза, тяжело вздохнув, и поплелась наверх. Пальцы замерзли так, что я еще минуту возилась с замком. Машинально нащупала выключатель, прошла в тесный коридорчик. Здесь никого не было три долгих года. Привычные запахи исчезли, уступив натиску пыли и легкого затхлого душка. Яркий свет заставлял щуриться, хотя раньше устраивал полностью.
Гостиная безмолвствовала — привычные слуху тиканья папиных часов больше не было слышно, видимо, встали. Я зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы. Почему-то там, далеко на побережье, с Кираном рядом было легче… А тут вдруг тишина обрушилась на меня не пережитым горем, вцепилась в каждый нерв и принялась рвать с остервенением.
Пальцы нащупали спасительный выключатель — мне нужно было больше света, тепла, чего угодно, лишь бы не тронуться в этой тишине. Я рванулась к телевизору, заполняя тишину хоть какой-то болтовней, но пустота только больше обозлилась, требуя своего. Она завывала внутри, что это — конец. Никто не вернется в мою жизнь, никогда не возвращался. Кирану не удалось перехитрить Дрейка, ему пришлось сбежать, и пути назад нет.
Лишь бы только был жив, лишь бы Дрейк не добрался до него…
Я сползла по стене и обняла себя руками. Узоры дорогой ткани приятно царапали ладони, хранили память о прикосновениях Кирана. Еще утром я надеялась, что нам удастся победить, но теперь жизнь в бегах казалась не такой уж плохой альтернативой её отсутствию. Я вдруг поняла — не смогу. Я не выдержу новый день. Мне больше не вынести эту фальшь, царящую вокруг — солнечный свет, суетливые автомобили, запах сдобы с корицей в булочной на углу. Мне это больше не заменит жизни. Сколько я смогу просидеть здесь в ожидании? Сколько еще мне от себя оторвать, чтобы позволили жить? А если мне больше нечего предложить? Я барахталась привидением, сколько могла, больше не могу.
Не могу.
Мысли сами потекли в сторону содержимого аптечки. Кажется, там должна была остаться пачка снотворного, которое пил отец в редкие приезды… То, что «выход» показался вдруг таким желанным, даже не испугало — я слишком устала. Даже не так — я до одури боялась завтрашнего дня. Что тот начнется, а вместе с ним — моя старая жизнь. В которой я буду, как и всегда, никому не нужна.
Таблетки оказались на месте, почти полная пачка. Отец и правда слишком редко бывал дома. Маленькие, круглые — они шумно рванулись ко мне в ладонь, будто боялись не успеть. Где-то в глубине бились мысли, что я совершаю чудовищную ошибку, ведь надо верить, бороться, но таблетки гремели громче… Они уже начали сыпаться с ладони и обсыпать меня саму, чем-то напоминая рис, которым чествуют молодоженов, выходящих из церкви.