— Значит, мачеха заняла родительское гнездышко? — понял по-своему Хоэль.

Лусия протестующее вскрикнула, но следующий вопрос заставил ее вскрикнуть еще громче и вскинуть голову.

— А где хранятся все деньги вашей хозяйки?

— Почему вы спрашиваете?! — возмутилась Лусия. — Только не говорите, низкий человек, что вы намерены обобрать ее!

Это было уже слишком, а Хоэль и так уже долго терпел. Лусия только моргнула, когда он оказался рядом с ней, припечатав взглядом к скамейке.

— Послушайте, донья, — сказал Хоэль голосом, не предвещавшим ничего хорошего. — Ваша хозяйка спасла меня, и я ей многим обязан. А если посмеете подозревать, что я позарюсь на ее богатства или титул, я вас точно выпорю, по нежному задику, чтобы неделю сидеть не смогли. Понятно?

Она втянула голову, не смея пошевелиться, а Хоэль прошел к порогу и остановился, оперевшись плечом о косяк.

— Где хранятся ее финансы? — повторил он.

— В банке Медичи, — ответила Лусия. — У них кабинет здесь, в Тьерге. Семейный банкир — дон Вилфредо.

— Дружок мачехи?

— Простите?! — Лусия возмущенно вскинула на него глаза.

— Плохо слышите, донья? С мачехой этот добрый дон на короткой ноге?

— Дон Вилфредо — крестный отец донны Фелисаны, — вынуждена была признать Лусия.

— Это еще кто?

— Дочь донны Флоренсии от первого брака.

— Очень интересно, — Хоэль нечаянно выглянул из беседки и увидел, как Катарина опять вышла из дома — на сей раз навстречу молодой особе в сопровождении старой карги. Дамочки были наряжены ярко и пестро, как попугаи, и рядом с ними Катарина в своем черном платье выглядела, как королева в изгнании, которую решили посетить прежние подданные, у которых все хорошо и замечательно.

Молодая дама протянула желтый конверт, и Катарина, помедлив, приняла его. Но лицо у нее при этом окаменело, и Хоэль почувствовал неладное. Нет, ей не нравились гостьи. И их приход был явно ей не по душе.

Дамы перебросились парой фраз, а потом Катарина коротко поклонилась, сделав шаг к калитке, словно желая проводить женщин, но молодая особа что-то защебетала, тряся веером, по-видимому, не желая уходить. Снова пара фраз, и Катарина снова кланяется и делает еще шаг к калитке, но девица хватает ее под руку, подталкивая к дому.

Лицо Катарины приобрело уже знакомое Хоэлю выражение — замкнутой непримиримости. Это когда есть, что сказать, но воспитание не позволяет.

Старшая донна подхватила Катарину под руку с другой стороны, и попугаистые дамы направились к дому, и Катарина подчинилась — обреченно, как будто ее вели на казнь.