— Говори.

— Увидела тебя драконом и подумала, что буду любить тебя любого — висельником, драконом, хоть кем. Все это не важно. Ты достоин любви, и не надо изображать из себя поэта-любовника, чтобы мне понравиться. Всего лишь будь собой.

— Догадалась? — спросил Хоэль после долгой паузы и смущенно засмеялся.

— Конечно. Ты не Гарсиласо де ла Васо. Увы.

— Ведь знал же, что ничего хорошего из этого вранья не получится, — покаянно вздохнул он. — Когда поняла?

— Сразу же.

— Я полено, согласен, — хмыкнул Хоэль. — Смешно думать, что я могу сложить хоть пару строк.

— Нет, не поэтому, — ответила Катарина и приподнялась на локте, чтобы посмотреть Хоэлю в лицо в сером предутреннем свете. — Просто дон Гарсиласо — это я.

Она с удовольствием наблюдала изумление мужа. Он лишился дара речи, уставившись на нее.

— Ты, ты — он погрозил ей пальцем, — так это ты пишешь все эти стишочки? Как я сразу не понял!..

— Вы не слишком-то старались узнать о моих талантах, добрый дон. — поддразнила его Катарина, вернув ему его же слова, сказанные когда-то.

— Представляю, как ты тогда надо мной потешалась

— Да, ты был забавен, — признала Катарина. — Но это только добавляет тебе очарования.

— Ты не похожа на мою прежнюю жену, — сказал он вдруг.

— Не так красива? — осторожно спросила Катарина.

— Ты красивее ее в сто раз и в тысячу раз добрее. Она постоянно попрекала меня матерью-служанкой, и тем, что я — ублюдок. Как будто в мужья хотела чистопородного жеребца, — он произнес это с таким презрением и ненавистью, что Катарине стало больно.

Он и в самом деле ненавидел Чечилию Мальчеде. А ненависть — знак сильных чувств.

— Ты любил ее? — спросила она тихо.

— Нет, не любил, — бросил он уже без ненависти — небрежно, и эта небрежность уязвила ее еще сильнее, чем ненависть.

— Как у тебя все просто, Хоэль Доминго!