В ответ снова огрызнулся автомат.
На этот раз очередь была короче, и я даже решил не тратить зря патроны. Не знаю, надолго ли внизу хватит боеприпасов, но одно понятно: хотя из-под земли и огрызаются, бункер оказался ловушкой. Выкурить оттуда кого-нибудь не так уж и сложно. Словно отвечая на мой вопрос, как действовать дальше, над головой послышался голос Ружицкого:
— Товарищ лейтенант!
Но сразу его перекричал другой:
— Говорит старший лейтенант МГБ Собинов! Что там у тебя, участковый?
— Пока не знаю! — громко ответил я, ощутив облегчение. — Но кусаются, сволочи!
— Ничего, это ненадолго! Обычное дело!
Как только Собинов это произнес, снизу один за другим грохнули три или четыре — не до подсчетов было — одиночных выстрела, по звуку — револьверных. Не удержавшись, я разрядил в доски остатки диска. Уже не ожидая специального приказа, вниз ко мне спустилось трое бойцов, в темноте я не различал ни лиц, ни знаков на погонах. Только услышал где-то рядом приказ Собинова:
— Лезь наверх, Середа! Ты свое дело уже сделал, теперь мы!
Спорить расхотелось. В самом деле, с пустым диском мне здесь делать нечего. Поэтому, протиснувшись к лестнице, выбрался наверх, увидел полуторку возле забора, солдат во дворе, уже связанного Онищука на земле, подошел к своему мотоциклу, оперся на коляску, закурил.
С этого места и увидел, как энкаведисты вытащили из бункера того, кто там прятался.
Он был один. Раненый. Выпустил сначала весь магазин «шмайсера», потом — разрядил в доски револьвер.
Последнюю пулю бандеровец пустил себе в голову.
Ощущения победы у меня не было. Ни той ночью, когда бойцы вытащили труп того, кого я считал бандитом. Ни когда бандеровского приспешника, окровавленного Николая Онищука, избитого прямо в собственном дворе, забросили в кузов и повезли в район. Ни позднее, когда неожиданно увидел Данилу Червоного и все в моей голове запуталось окончательно.
Под утро той долгой ночи мы все остались там, откуда и начали, не приблизившись к Червоному ни на пядь. Арестованный Онищук упорно молчал. На самом деле он мог себе это позволить: пока он встречал нас посреди ночи во дворе, его жена, быстро собрав двоих детей, десятилетнего мальчика и восьмилетнюю девочку, сбежала через окно с тыльной стороны дома, а значит, за свою семью он не боялся.
Наверное, такие действия с самого начала были продуманными, никто ни с кем не спорил, женщина спасала детей, попрощавшись с мужем, которого — знала наверняка — больше не увидит. Взяв на себя командование, старший лейтенант Собинов приказал вечно перепуганному Пилипчуку составить список вероятных бандеровских пособников. Тот обмолвился: «Вы уж как хотите, пан-товарищ, только тут полсела таких!» На что Собинов категорично ответил: «Ну раз так, тогда возьмем наугад десяток заложников — не Онищук, так кто-нибудь другой расколется. А нет — всех в тюрьму, потом — по этапу на Колыму, берем еще десяток, желательно — женщин с детьми. Или женщин, чьи дети останутся одни: так больше эффекта».
— Иначе, Середа, эту фашистскую сволочь не удушить, — объяснил Собинов, когда мы рано утром завтракали, как водится, в доме Пилипчука. — Все они тут враги, только одни в лесах, другие — в своих хатах сидят. Не хочешь, чтобы шипели, плохо смотрели или стреляли в спину, — выжги вокруг себя все и всех. Мне здешнего уже — во! — Он резанул себя ладонью по горлу.
Я мог бы возразить: мне за то короткое время, что прослужил тут, показалось наоборот — земля горит у нас под ногами. И легче было выбить немцев из Киева, Кенигсберга или Варшавы, чем бандеровцев — из здешних лесов. Понимал я и без старшего лейтенанта МГБ Собинова, почему так: местное населения пока против советской власти, поэтому и поддерживает бандитов. Значит, агитаторы работают плохо, и, наверное, нужно усиливать именно такую работу, а не хватать местное население в заложники, особенно женщин и детей.
Однако тогда Собинову я не возражал: все доводы перечеркивал вытащенный из колодца труп Лизы Вороновой. Она приехала сюда учить детей, и за это ее убили. Раз так, возможно, Собинов дело говорит. А МГБ в целом выбрал и держит единственно правильную линию: кровь за кровь, смерть за смерть. К сожалению, это война, в которой мы тоже должны победить. Немцев в Берлине, в их логове задавили, неужели здесь обломаем зубы…