— Мог и не говорить, а просто взять и сделать, — говорит женщина, в стиле последней стервы.
Снова лечу, чуть покачиваясь. Пытаюсь пошевелиться, толкаюсь, пробую двигаться — уже похуй как: взад или вперед, хоть куда! Но всё без толку. Обволакивающая меня материя словно окаменела. Застыла, став холодной.
Я в ловушке.
— Ну что же, — говорит мужчина, — приступим! — и начинает насвистывать тупую мелодию, от которой у меня сразу же рисуется образ румяного немца с густыми усами; в одной руке у него кружка пива, в другой — сосиска на вилке, и, чередуя возле рта руки, он смачно отплясывает в средневековом пабе. Херня какая-то!
Заткнись!
Пожалуйста, ЗАТКНИСЬ!
— Где мой нож? — спросил мужчина, и сразу же началась суета. Что-то перекладывают с места на места. Что-то с грохотом падает на пол. Кряхтя, это что-то поднимают, кладут обратно. — Ага, вот ты где! Я же просил, не трогать мои ножи! Хер что найдёшь после тебя!
— А нехера раскидывать где попало! — возмущается женщина. — Да и не трогала я твои тупые железки — ими даже хлеб не порезать!
— Ты не умеешь им пользоваться!
— Это ты своим хером не умеешь пользоваться! — и начинает смеяться. Вот жеж противная баба. Сама, походу дела, не даёт никому, и на мужика всё сваливает. Женщины…
Чувствую, как мужчина опять устраивает возню. Усаживается на стул, который начинает натужно скрипеть. Сейчас гляди так и развалится под его задом. Огромным, наверно. Затем появляется странный свист, монотонно повторяющийся. Я пытаюсь сосредоточиться. Хочу разобрать звуки, и у меня получается выудить из облака шума лязг металла. До меня доходит — он точит нож. Смачно харкает на камень и снова точит.
— Пап! — вдруг раздаётся голос мальчика. — Что сегодня на ужин?
— Иди, сам глянь.
— Рыба? — недовольным тоном спрашивает мальчуган. — Опять?
— А ты что хотел, крольчатины?
— Да!
— Ну, вот иди и поймай. Я в твоём возрасте…
— Что? — взревела женщина. — В его возрасте тебе бабка жопу вытирала лопухами! А твой сын уже сам голубей ловит!
— Не лезь в мужской разговор!
— Я куда хочу, туда и лезу!