Ш-ш. (Другой голос.)

Он не знал, что может означать кодовое слово «Ш-ш».

Ватуэйль? Слушай меня. Говорит майор К’Найва. Ты знаешь меня. Ватуэйль, ну же, вспоминай. Ты должен меня помнить.

Но он не помнил никакого майора К’Найвы. Он вообще мало что помнил. Конечно, он должен был что-то знать обо всем этом, но не знал. Он чувствовал крайнее опустошение. Как если бы полез за новой обоймой, полагая, что та полна патронов, — в конце концов, он же сам ее проверял при развертывании! — но она вдруг оказалась пустой.

Ватуэйль, сынок, послушай меня. У тебя проблемы. Ты не до конца загрузился. Ты в системе, но не до конца. Часть тебя отсутствует. Ты это понимаешь? Сынок! Поговори со мной. Давай же.

Какая-то часть его личности хотела поговорить с голосом майора К’Найвы. Но он не позволил ей этого сделать. Майор К’Найва не мог быть Супервайзером. Сигнал, передававший его слова, не содержал кодов, которые бы удостоверяли связь с Супервайзером.

Сынок, дай знак, что ты меня слышишь. Сделай что-нибудь...

Он не знал, какие именно коды могут удостоверить присутствие Супервайзера. Это могло показаться странным.

Однако он был уверен, что узнает его, когда услышит.

Ватуэйль, мы знаем, что тебя перенесли сюда, но процедура не сработала так, как надо. Поэтому ты и сражаешься сам за себя, а не на нашей стороне. Ты должен прекратить это и перейти к нам. Ты понял?

Он не понял. Он на самом деле не понял. В том смысле, что он мог понять значение каждого услышанного слова, проанализировать сочетания, в которых они выступали, но все это не имело никакого смысла. Он игнорировал их, поскольку люди, произносившие их, не обладали полномочиями Супервайзеров и не могли предоставить ему нужные коды.

Поэтому он на всякий случай проверил свое оружие еще раз.

Затем он отвернулся от экрана и перестал обращать на него внимание. Вместо этого, удостоверившись, что текущая степень воплощения обеспечивает долговременное присутствие духа, он стал наблюдать за всем театром военных действий. Война развернулась внутри его сознания, запустилась в режиме быстрой перемотки, эпизод за эпизодом, и тогда он сосредоточил внимание на различных аспектах общей ситуации, отслеживая, как они меняются от итерации к итерации. Конечно, все это было немного похоже на симы. С тем исключением, что в каждой точке бифуркации, после которой все становилось только хуже, симы неизменно давали иной, более оптимистичный прогноз на дальнейшее развитие событий. Войны, симуляцией которых занимались в реальном мире, протекали сходным образом, но, поскольку они разыгрывались не где-нибудь, а в суматошной и хаотичной физической Реальности, то ирония, присущая этой войне, им не была свойственна, ведь доподлинная война, конфликт, моделированием которого они тут занимались, могла стать сколь угодно долгой, сложной, непредсказуемой и запутанной, как и все в Реальности. Но все равно это была бы симуляция. Такая же, как и все. Как те, что они использовали, планируя войну.

Просто она была куда больших размеров. Гораздо больших, чем все, что они когда-либо принимали во внимание. И так реальна, как только могла быть.

Это и была война, в которой они терпели поражение. Это означало, что, если все было всерьез, если они и впрямь собрались совершить то, что и сейчас пытаются выполнить, то пора подумать о том, как бы победить не силой, а хитростью. Смошенничать. А если эта выходка не возымеет успеха, останется — вопреки всем условиям, обычаям, конвенциям и законам, вопреки молчаливым договоренностям и соглашениям — последнее убежище.

Реальность.

Самое грандиозное мошенничество... Как, черт побери, мы только ввязались во все это? — спросил он себя, заранее зная ответ. Как и все. Все всё знали — и всегда знали ответы на все вопросы. Правда, враг знал их лучше.

Никто не знал, впрочем, при каких обстоятельствах впервые стало возможным переписывание личности эволюционировавшего естественным образом разумного существа на внешний носитель. Разные виды приписывали эту заслугу своим предкам, но лишь немногие могли предоставить хоть сколько-нибудь правдоподобные доказательства, и ни один — исчерпывающие. Технология эта просто существовала повсеместно, в течение миллиардов лет, и ее то и дело радостно переоткрывали где-нибудь в вечно крутящемся вихре энергии, материи, информации и разумной жизни, который назывался Галактикой.

И, конечно, столь же постоянно утрачивали.

Ее забывали, когда цивилизации-инженю оказывались в неподходящем месте в неподходящее время — скажем, принимали на себя удар гамма-всплеска или переживали визит недружелюбно настроенных соседей. Другие же неудачники случайно — или, напротив, в соответствии со своими извращенными замыслами — уничтожали себя, а то и родной дом, огнем, ядом или каким-то иным удобным способом. Но как бы там ни было, суть вещей оставалась неизменна. Додумались ли вы до этого сами либо же позаимствовали идею у кого-то еще — как только копирование разума становилось возможным, все вы почти сразу начинали более или менее настойчивые, в зависимости от культурного контекста и мотивации, попытки воплотить собственную религию в Реальность.