Она почувствовала восхищение, смешанное с горечью.

В конце концов, вся ее жизнь протекала под колпаком.

— Когда вам будет удобно? — спросила она.

Она забылась беспокойным сном. Она не рассчитывала заснуть, понимая, что слишком распалена неясным, но очевидно незаконным желанием острых ощущений.

Внезапно проснувшись, она уже знала, что он здесь.

Ее покои располагались на втором уровне верхнего этажа городского дома, охранявшегося тщательнее, чем иные военные базы. В ее распоряжении находились большая комната с гардеробной и en-suite[8]. Два больших окна выходили на освещенные мягким рассеянным светом parterres[9] в окружении садовых скульптур и живых изгородей. Между окнами была устроена зона отдыха — низкий столик, два кресла и кушетка. На них падал частично проникавший через жалюзи свет ночного города, отраженный от облаков.

Она рывком поднялась на постели, разметав подушки.

Он сидел в одном из кресел. Она увидела, как он поворачивает к ней голову.

— Доброй ночи, госпожа Юбрек, — сказал он мягко. — Еще раз здравствуйте.

Она замотала головой и тревожно приложила палец к губам, обведя им комнату.

— Нет, — сказал он вежливо, и света было достаточно, чтобы видеть его неизменную улыбку. — Различные устройства наблюдения, которыми оборудована эта комната, не потревожат нас.

Ладненько, подумала она. Сигнализация, получается, тоже не сработает. Она почувствовала себя так, словно ее последняя линия обороны растаяла, как дым. Впрочем, нет, не последняя. Оставалась еще возможность переполошить всех криком. Но едва ли человека, который влез в работу коммуникаторов охраны, вызвал у доктора Сульбазги приступ головокружения и без каких-либо затруднений проник незамеченным в городской дворец Вепперса, можно рассчитывать привести в замешательство обычным криком. Ей снова сделалось немножко страшно.

Кресло, которое он занял, постепенно озарилось светом, позволившим ей увидеть, что он одет точно так же, как и раньше, на торжественном приеме в этот день.

— Пожалуйста, составьте мне компанию, — сказал он, указав на второе кресло.

Она накинула халат поверх ночнушки, стараясь не показывать, как сильно дрожат ее руки. Потом села рядом с ним. Теперь ей показалось, что он изменился: стал немного моложе, лицо уже не походило на ухмыляющийся череп. Он перестал сутулиться.

— Благодарю, что позволили встретиться с вами наедине, — учтиво произнес он.

— Полноте, — сказала она, подтянув колени к подбородку и охватив их скрещенными руками. — О чем будем говорить? Зачем вы все это затеяли?

— Мне нужен ваш образ. Изображение.

— Изображение?

Она почувствовала себя разочарованной. И это все? Вероятно, он говорит о снимке в полный рост и, уж конечно, в обнаженном виде. Значит, он и в самом деле просто старый извращенец. Вот уж забавно, как вещи, сперва поразившие воображение, показавшиеся романтическими и таинственными, выворачиваются грязной изнанкой наружу и сводятся к банальной похоти.