Через несколько минут он объявил:
— Готово. Принимайте, уважаемый Ворон, работу.
— Ворон живородящий, однако, — въедливо поправил Челпанов и, подойдя к журнальному столику, похвалил: — Красивый кот получился…. Сиамский? В твоём доме, однако, живёт?
— Всё правильно, уважаемый. И сиамский, и живёт. Кузьмой зовут.
— Хорошее имя, однако. Русское…. И почему ты, однако, нарисовал именно его?
— Доставал всю ночь напролёт, морда усатая. Бродил и орал. Орал и бродил. Поспать толком так и не дал. Словно…
— Ну-ну. Не молчи, однако. Продолжай, милок.
— Словно бы дальнюю дорогу мне пророчил, — негромко пробормотал Писарев. — Блин горелый…. А что дальше делать с этим рисунком?
— Ничего, однако. Оставь на столе. Дальше я всё сделаю. Или, однако, не совсем и я…
Шаман накрыл широкой ладонью изображение сиамского кота, демонстрируя зрителям тёмно-тёмно-коричневую кисть левой руки, щедро испещрённую бело-жёлтыми шрамами, глубокими старческими морщинами и чёрно-багровыми пигментными пятнами. Просто накрыл, постоял с минуту, ничего не говоря и равнодушно щурясь. А потом убрал.
— Ничего не понимаю, — зачарованно выдохнул бизнесмен. — Бред бредовый и горячечный…
— Что там такое? — заинтересовался Лазаренко. — Мне же не видно…. А, Серёжа?
— Нету больше никакого сиамского кота Кузьмы. Был, да весь вышел…. А на его месте, на фоне сизо-фиолетовых гор, женщина «с животом» — словно бы «проявилась». То есть, беременная. На мою Аннушку похожая. Мистика, да и только…
— Какая ещё мистика, однако? — высокомерно усмехнулся Челпанов (то есть, Мисти). — Это просто госпожа Судьба тебе, человек Божий, знак подаёт. Ничего, однако, хитрого…. О чём — знак? Это, однако, тебе видней. Размышляй, братец. Шевели извилинами, однако…
Про себя же он подумал: — «Мистикой здесь, действительно, и не пахнет. А, вот, элегантная мистификация, конечно, имеет место быть. Не буду отрицать. Куда же без неё? Всё дело — в специальной бумаге. Сперва на ней размещается нужный рисунок (или же текст), поверх которого наносится специальный химический раствор, после чего бумажный лист вновь становится девственно-чистым. Рисуй, что называется, не хочу. Хоть до полного посинения…. Потом — в нужный момент — к бумаге прикасается человеческая ладонь, заранее смоченная другим раствором. В результате новый рисунок исчезает, а прежний, наоборот, «проявляется». Простенько, но со вкусом…. Сейчас таких хитрых бумаг — сколько хочешь. Для всяких разных «шпионских» нужд и потребностей…».
— Да, зайсан Ворон, озадачили вы меня, — сообщил через пару минут Писарев. — И даже, честно говоря, огорошили…
— Ворон живородящий, однако.
— Извините.
— А лучше, братец, величай меня просто и незатейливо — «зайсан Костька». Чтобы, однако, не путаться.
— Хорошо, договорились. Запомню…. Кстати, а почему — «живородящий»?