— Да не в вашей гостиной! У вас дома отличная уборная. Почему же вы ею не воспользуетесь? Ведь до нее отсюда десяти метров не будет!

— Вздор!

— Вы загрязняете красу нашей фирмы. Кроме того, совершаете святотатство. Ведь это же памятник, предмет, так сказать, священный.

— Он становится памятником только на кладбище, — заявляет Кнопф и деревянной походкой идет к своей двери.

— Добрый вечер, господа, наше вам.

Он делает небольшой поклон и стукается при этом затылком о дверной косяк. Затем, ворча, исчезает.

— Кто это? — спрашивает Ризенфельд, пока я ищу банку с кофе.

— Ваша противоположность. Пьяница абстрактный. Пьяница без всякой фантазии. Не нуждается ни в какой помощи извне. Ни в каких картинах, пробуждающих желания.

— Вот ничтожество! — Ризенфельд усаживается у окна. — Просто бочка с алкоголем. Человек живет мечтами. Вы этого еще не знаете?

— Нет. Я еще слишком молод.

— Вздор, вы не слишком молоды. Но вы продукт военного времени — эмоционально незрелы и уже приобрели опыт убийства.

— Мерси, — отвечаю я. — Ну как кофе?

Дурман, по-видимому, рассеивается. Мы опять перешли на «вы».

— Как вы полагаете, та дама напротив уже вернулась домой? — обращается Ризенфельд к Георгу.

— Вероятно. Там ведь везде темно.

— Но темно может быть и потому, что ее еще нет. Подождем несколько минут?

— Ну конечно.

— Может быть, мы пока что обсудим наши дела, — говорю я. — Ведь остается только подписать договор. А я тем временем принесу из кухни горячего кофе.

Выхожу и даю Георгу время обработать Ризенфельда. В таких случаях лучше обходиться без свидетелей. Я сажусь на ступеньки лестницы. Из мастерской столяра Вильке доносится храп. Это, вероятно, все еще храпит Генрих Кроль, так как Вильке живет не там. Делец-националист здорово перепугается, когда очнется в гробу! Я подумываю о том, не разбудить ли его, но я слишком устал, да и начинает светать — пусть такой страх для столь храброго вояки послужит как бы железистой ванной, которая его укрепит и напомнит ему, каков бывает финал этакой бодрой и веселой войны. Я слежу за часами, жду сигнала от Георга и смотрю в сад. Беззвучно поднимается утро с цветущих деревьев, словно с бледного ложа. В освещенном окне напротив стоит фельдфебель Кнопф в ночной сорочке и делает последний глоток из бутылки. Кошка трется о мои ноги. Слава тебе Господи, думаю я, воскресенье прошло.