— Слышал? — обращаюсь я к Георгу.

— Отчасти. Зачем ты споришь с женщиной?

— Да я не собирался спорить.

Георг смеется. Как бы он ни был пьян, даже если бы пил вино ведрами, голова его всегда остается ясной.

— Не поддавайся им. Иначе пропадешь. И почему тебе непременно хочется, чтобы ты оказался прав?

— Да, — отвечаю я, — почему? Вероятно, потому, что я родился на немецкой земле. Разве у тебя никогда не бывает неприятных объяснений с женщиной?

— Конечно, бывает. Но это не мешает мне давать другим полезные советы.

Свежий воздух подействовал на Ризенфельда, как удар мягким молотом.

— Давай будем на «ты», — предлагает он мне. — Мы ведь братья. Потребители смерти. — Его смех похож на лисий лай. — Меня зовут Алекс.

— Рольф, — представляюсь я в ответ, ибо отнюдь не намерен называть свое честное имя «Людвиг» при этом пьяном брудершафте на одну ночь. Для Алекса и Рольф хорош.

— Рольф? — удивляется Ризенфельд. — Вот дурацкое имя! И тебя всегда так зовут?

— Я имею право носить его в високосные годы и в послеслужебное время. Алекс — ведь тоже не Бог весть что.

— Ну, ничего, — великодушно соглашается он. — У меня давно не было так хорошо на душе! Найдется у вас еще чашка кофе?

— Разумеется, — отвечает Георг. — Рольф у нас мастер варить кофе.

Пошатываясь, проходим мы в тени церкви Девы Марии и вступаем на Хакенштрассе. Впереди нас шагает, словно аист, какой-то одинокий прохожий и сворачивает в наши ворота. Это фельдфебель Кнопф, который возвращается после еженощного инспекционного обхода пивнушек. Мы следим за ним и нагоняем как раз в ту минуту, когда он мочится на черный обелиск, стоящий возле двери.

— Господин Кнопф, — заявляю я, — так не полагается.

— Вольно, — бормочет Кнопф, не повертывая головы.

— Господин фельдфебель, — начинаю я снова, — так не полагается! Это же свинство! Ведь вы в собственной квартире не будете этого делать?

Он слегка повертывает голову.

— Что? Я должен мочиться в своей гостиной? Вы рехнулись?