— Вот видите! Сейчас весь вопрос в том, как все это разрешится. Мать, которая вдруг перестает быть соперницей, тщательно подготовленная встреча, — я уже целую неделю внушаю матери… и все отлично наладится. Вы же видели, сегодня вечером фрейлейн Терговен опять была у вечерни…

— И вы считаете, что вернули ее церкви? Именно вы, атеист, а не Бодендик?

— Вздор! — восклицает Вернике, несколько раздраженный моим тупоумием. — Дело же вовсе не в этом! Я хочу сказать, что она становится менее замкнутой, более свободной, — разве и вы не заметили, когда были здесь в последний раз?

— Да, заметил.

— Вот видите! — Вернике снова потирает руки. — После первого сильного шока это же очень радостное явление…

— А шок тоже один из необходимых моментов в вашем способе лечения?

Я вспоминаю состояние Изабеллы, которая сидит в своей комнате.

— Поздравляю, — говорю я.

Вернике настолько занят успехами своего метода, что не замечает иронии.

— После первой же беглой встречи с матерью и соответствующей обработки все, разумеется, опять вернулось; но это и входило в мои намерения — и с тех пор я стал питать большие надежды. Вы сами понимаете, теперь мне не нужно ничего, что могло бы отвлечь…

— Понимаю. Нужен не я.

Вернике кивает.

— Я знал, что вы поймете! В вас тоже ведь есть некоторая любознательность исследователя. Какое-то время вы были очень полезны, но теперь… да что это с вами? Вам слишком жарко?

— Сигара. Слишком крепкая.

— Напротив, — возражает неутомимый исследователь. — У этих бразильских только вид такой, а на самом деле легче не бывает.

Как сказать, думаю я и откладываю это курево в сторону.

— Человеческий мозг! — восклицает Вернике почти мечтательно. Раньше мне хотелось стать матросом, путешественником, исследователем первобытного леса — смешно! А ведь величайшие приключения таятся здесь! — И он стучит себя по лбу. — Мне кажется, я и раньше вам это говорил!

— Да, — отвечаю я, — и не раз.