Бесформенное, неуклюжее тело почти полностью обматывали пористые серебристые ленты, под которыми перекатывались странные волны, точно существо напрягало мышцы, пытаясь изнутри разодрать плотный кокон. Кое-где ленты надорвались, и из под них толчками выплескивалась густая черная жидкость, в которой Сворден ни за что бы не признал кровь, если бы не тяжелый запах покидающей тело жизни.

Существо ворочалось, попыталось подняться, но конечности не держали грузное тело. Глядя на него сейчас, становилось непонятно – как же оно исхитрилось перемещаться среди крон деревьев. Наверное, только боль и страх могли сдвинуть его с места, и лишь мука и ужас – подбросить на ветки и погнать через лес.

– Что же это? – шевельнул губами Сворден, но существо услышало его.

Оно посмотрело на них темными глазами сквозь разошедшиеся ленты, протянуло хрупкую тонкую конечность и ясно произнесло:

– Иди ко мне, мой колокольчик…

Навах заскулил, а затем взвыл. Обмяк догорающей свечкой и опустился на землю. Распластался по траве и пополз, всхлипывая, к журчащему нежными словами чудищу:

– Иди ко мне, ко мне, колокольчик… колокольчик…

Сворден не понимал происходящего. После всего, что они с Навахом видели у живорезов, ласково говорящее создание не вызывало ни особого удивления, ни особого отвращения, ни, даже, какой-либо симпатии. Но Навах на это повелся. Он продолжал перебирать руками и ногами, хвататься за траву и кусты, словно перед ним находилась не поляна, а крутой склон, на вершине которого серебрилась кровоточивая погань.

Шагнув вперед и держа автомат наготове, Сворден схватил Наваха за ногу и потянул на себя. Тот немедленно лягнулся и взвыл еще громче.

– Что ты хочешь, колокольчик? – отозвалась погань. – Иди ко мне, иди… – сама она продолжала оставаться на месте, истекая черной кровью.

Тратить пулю ужасно не хотелось, поэтому Сворден перескочил через ползущего Наваха и пнул его ботинком в лицо, целясь в слегка поджившую рану. От ужасной боли кодировщика скрутило, он вцепился пальцами в разошедшийся от пинка шрам, перевернулся на бок, подтянул колени к груди.

– Вот так, – удовлетворенно прохрипел Сворден и повернулся к погани.

Когда Навах очнулся, Сворден далеко углубился в лес. Тащить мосластого кодировщика на себе оказалось делом нелегким, поэтому только он зашевелился и застонал, десантник немедленно сгрузил его под ближайшем деревом.

Убедившись, что дерево – это дерево, а не очередная прикинувшаяся им тварь, для чего Сворден постучал окровавленным прикладом по плотной коре, он тоже опустился на землю и принялся пучками травы счищать с автомата черные брызги.

– Что ты с ней сделал? – спросил Навах, не открывая глаз.

– Забил прикладом.

– Пулю пожалел?

– Пожалел.

– Живодер, – без всякого выражения сказал Навах.

Лес окружал их плотной стеной деревьев и кустарника. Они находились внутри глухого кокона, сквозь плотную мембрану которого доносились слабые, еле различимые звуки. Иногда тишину нарушал деревянный треск выдираемого из плотной десны травянистой почвы огромного коренного зуба – еще одному растению надоедало прикидываться неподвижным древом, и оно, подобрав корни и ветви, отправлялось на новое место.