— Если ты сейчас же не замолчишь и не перестанешь лить грязь в сторону моей семьи — потеряешь единственного сына. И я не шучу, мама, — резко осаживаю и поворачиваюсь лицом к Вредине, закрыв её от любопытных глаз собственной спиной. Лорка с теткой уже успели прибежать на крики.

— Как ты… Я же тебя… — мать пытается меня «вразумить», но получает в ответ лишь недовольный жест ладонью с немой просьбой заткнуться.

Именно заткнуться, потому что я замечаю слёзы на лице своей женщины.

— Можно я уеду? Вы тут поговорите, обсудите всё… Я очень хочу домой, — шепчет едва слышно, чуть ли не по губам читать приходится.

— Идти можешь? — кивает и мгновенно в лице меняется, будто я её собственноручно за забор выставлю сейчас. Чёрт. — Здесь несколько метров до машины, ключи в кармане куртки. Не мёрзни, малыш. Я только твои вещи заберу и ворота открою — сразу поедем.

Взглядом провожаю её до салона, обратно к родне поворачиваюсь, только когда девочка на переднее сидение забирается.

Вредина сегодня со стороны выглядела на все сто по десятибалльной шкале: шикарно, как-то по-взрослому, без свойственной ей изюминки лёгкой небрежности, когда волосы во все стороны и на губах помада стёртая, потому что она кусает их вечно, но, господи, какая же она беззащитная внутри при всём этом образе идеальности.

Колючки есть, но стоит их коснуться — разлетятся трухой по ветру.

— В сторону, — грубо бросаю трём наседкам с раскрытыми ртами, сгребаю куртку малышки в одну руку, второй подхватывая лёгкие туфельки. Хорошо, что она в тапочках была, когда я её нашел, а то шлепала бы сейчас босыми ногами по холодной земле.

— Сынок…

— Будь добра, помолчи. У меня нет ни малейшего желания разбираться во всём этом абсурде. Я хочу увезти свою женщину подальше от всех вас и сделать так, чтобы она никогда больше не видела ваши лица.

— Ты что, Матвеюшка, не выслушаешь собственную мать? Да мало ли какую ерунду тебе наплетет эта вертихвостка, — а вот здесь, мамочка, ты прокололась. Вредина мне, чувствую, вообще ничего не сказала бы, если бы не этот концерт одной актрисы.

— Всего доброго, — бросаю просто для того, чтобы не сказать какую-нибудь грубость. Хотя хочется. Останавливает осознание возраста моей родительницы. Всё же не молода для игры на равных.

Из поселка выезжаю довольно быстро. Еще несколько километров вперед, съезжаю на обочину и толкаю кресло назад, освобождая пространство для Вредины на моих коленях. Перетаскиваю аккуратно малышку, она в платье путается, забавно проклиная изобилие ткани.

Трясется вся, но явно не от холода — печка почти на полную мощность работает. Ладони её ловлю и к губам подношу, целую, продолжив по спине легко скользить, выжидая момент, когда она сама захочет начать разговор.

Мы оба знаем, что забыть и отпустить не выйдет.

Девочка тянется ко мне ближе, голову на груди устраивает, плотнее кутаясь в мою куртку. Закрыться хочет.

— Ты не побоялась в нашу первую поехать черти куда с незнакомым мужиком, а сейчас, когда я тебя уже во всех вариациях видел — от сонного чудовища до…

— Сам ты чудовище! — кулаком меня в плечо бьет и, наконец, оживает. Отлично, этого я и добивался.

— Нельзя драться, — улыбаюсь ей мягко, когда она голову чуть запрокидывает. — Вот увезу тебя всё-таки в лес и привяжу к какой-нибудь сосне.