Удачная позиция для стрельбы! Практически идеальная!
Такой шанс упускать я не собирался.
— Бронебойный! Ваня, заряжай!
Глава 19
Негромко зажужжал электромотор, башня повернулась. Первый танк противника оказался точно в прицеле — с такого расстояния не промахнусь.
Выстрел.
Я привычно открыл рот за мгновение до этого, чтобы не заложило уши, несмотря на шлемофон.
Черт! Из-за дыма от выстрела и поднявшейся пыли я не видел, попал ли в цель. Тут же выскочил в люк и увидел, что первый «Т-IV» стоит без движения, а второй быстро уползает прочь.
Пыль к тому моменту стала оседать, а дым чуть рассеялся, поэтому я нырнул обратно в люк и навелся на убегающего противника. Этот выстрел оказался не менее удачным, чем предыдущий. Теперь и вторая «четверка» остановилась. Но ни тот, ни другой никак не загорались.
Еще один снаряд по первому, и один по второму. Не горят! Да что же такое!
А вот когда танкам прилетело по третьему разу, они, наконец, загорелись. Вспыхнули оба — милое дело! Зачадили, задымили, пламя полыхало ярко и весело. Дело сделано!
— Попал! Подбили! Ура! — восторженно закричал Леха, наблюдая в пулеметную смотровую щель за нашими успехами. — Оба горят!
— Силен ты, командир! — уважительно посмотрел на меня, повернувшись со своего места вполоборота, Корякин.
Или я удачно пробил топливные баки, и бензин загорелся, или же сдетонировал боезапас внутри «Т-IV». В любом случае, хорошо получилось, есть чем гордиться — прозвище «Снайпер», данное мне еще на челябинском полигоне, я вполне оправдывал.
Плюс нашего «Т-34» в отличие от «Т-IV» состоял еще и в том, что наш работал на дизельном топливе, а «четверка» — на бензине, как и все немецкие танки. И при попадании снаряда бензиновые пары вспыхивали мгновенно, и шансы у экипажа выбраться наружу сводились к нулю. Это не значит, что «тридцатьчетверки» не горели… к сожалению, горели, и еще как… Дизель загорался медленнее, и время спастись теоретически было. Но уж если дизель разгорится, тушится он сложнее бензина, имея более вязкую структуру и как бы прилипая к поверхности горения, затекая при этом во все возможные щели. Ожоги после дизеля — тяжелейшие.
— 744-й, возвращайся! Как понял меня? — услышал я в наушниках голос капитана.
— 744-й, вас понял! Возвращаюсь! — сообщил я.
— Где же наша пехота? — непонимающе спросил Корякин. — Подвели они нас, получается…
Разведка боем окончилась, пехота так и не пришла, так что смысла торчать танкам в поселке дольше не было. Приказ вернуться на место дислокации был логичен, но я, черт подери, не понимал, за что погиб сегодня экипаж младшего лейтенанта Горевого — веселого и отзывчивого парня, совсем еще юного, улыбчивого и всегда готового прийти на помощь? Я отомстил за него, но ребят к жизни это не вернет.
В ответ же Михалычу я негромко и с выражением процитировал по памяти: