— Ну, дело твое, — протянул Олег, шумно поставив на стол глиняную кружку и утерев пивную пену с усов. — А по мне — так ничего интересного. Вечные бесплодные разговоры про то, как отсюда выбраться, и кто кем был в том мире. Никто не помнит толком, а все равно — болтают и фантазируют. Мне это все еще в первый год надоело, хуже горькой редьки.

Он смачно плюнул на пол, вспугнув собиравшую объедки под столом кошку.

— Но ведь должен же быть способ… — начал я.

— Нет никакого способа! — глаза Олега покрылись каким-то мутным налетом, а лицо приняло цвет свеклы. — Нет — и все. Надо тут жить. Нам дали шанс — ну и живи. Могли вообще смердами какими сделать. Землю бы пахали. А тут и жизнь интересная, и вообще.

— Тебе здесь так нравится? — спросил я с удивлением. Олег всегда казался мне человеком мрачным, не слишком довольным своей жизнью.

— Не то что нравится… — он сам призадумался, подбирая слова. — Здесь, конечно, грязно, уныло, кругом воняет дерьмом и нет Интернета. Но здесь как-то… знаешь, здесь есть какой-то смысл. Я много думал об этом. Там, в нашем мире, я жил и не знал — зачем. А здесь… здесь все понятно. Убивай нежить — тебе скажут спасибо, отвалят денег. Качайся — будешь лучше справляться.

Чувство дежа вю, неприятное, словно приступ мигрени, сверкнуло вдруг в моей голове. Мне кажется, или что-то подобное говорил Грановский? Я вдруг осознал, что очень плохо помню детали разговора с ним.

— А что ты имел в виду, когда сказал, что никто не помнит толком? — спросил я.

— А ты еще не заметил? Это место… в общем, оно как-то постепенно стирает из памяти твою предыдущую жизнь. Не сразу — исподволь. Ты и не замечаешь, как постепенно начинаешь забывать все больше и больше. Многие наши сопротивляются этому. Некоторые даже записывают подробно, кто они и откуда, каждый день перечитывают. Я тоже поначалу сопротивлялся, а потом…

Олег махнул рукой и отвернулся.

— Я уж и сны о нашем мире видеть давно перестал, — произнес он тихонько и сделал большой глоток из кружки.

— Какие они, остальные? — спросил я, чтобы хоть немного сменить тему.

— Разные, — произнес Олег. — Кто-то, как ты, думает, что отсюда можно выбраться. Обычно в первый год это проходит. Ну, а дальше… понимаешь, дальше все зависит от того, во что человек поверит. Кто поверит в то, что этот мир реален, и люди в нем настоящие — тот начинает жить по местным законам. Убивает нежить, продает трофеи, живет помаленьку. Некоторые даже семью заводят. А вот прочие… кто решил, что это все-таки игра, а люди в ней — NPC, с которыми можно не церемониться…

— Разбойничать начинают? — догадался я.

— Всякое бывает, — кивнул Олег. — Грабят, насилуют. Хорошо, что их мало. Но говорят, целая банда есть. Не здесь — на севере где-то.

— Но в Кернадале не они, да?

— Нет, в Кернадале Серега. Он, знаешь, конечно, неисправимый идеалист, но мужик умный. Может, какой хороший совет тебе даст. Я бы с тобой сходил туда, но… знаешь, неохота, честно говоря. Туда ведь если сейчас пойдешь, то застрянешь там на всю зиму. Опять все эти разговоры… нет, не хочу, иди один.

— Слушай, Олег, почему ты не захотел помочь той деревне? — спросил я. — Ты же не такой, мне кажется. Не из тех, кто в окружающих людях видит NPC.

— Всем не поможешь, — мрачно буркнул Олег. — Тебе это все пока внове, но ты еще тут такого насмотришься… Поймешь, что помогать надо тем, кто не обречен. И кто поможет тебе. Ладно, пойду я на боковую, что ли.

Отдав монетку подавальщице в грязном переднике, он поспешно ушел наверх, кивнув мне на прощание.